Полковник трех разведок

Глоток вина понадобился генералу только для того, чтобы пристально всмотреться в глаза собеседника. Он никогда особо не доверял русским, однако понимал, что именно Россия может стать одинаково могущественным и союзником, и противником. Причем определять это будет прежде всего внешняя разведка КГБ, только она. И если учесть, что никакого другого выхода на руководство этой силовой структуры у него не предвидится, то…

— Насколько мне известно, в высших кругах вашей страны уже согласны с тем, что «времена» вождя революции Сукарно прошли, — медлительно, вдумчиво отреагировал индонезийский генерал на предложение Постольникова.

При всей с годами дипломатической службы наработанной сдержанности своей полковник удивленно уставился на индонезийца. Он предполагал, что тема «окончания срока президентства ныне здравствующего президента» неминуемо будет затронута. Но в совершенно ином ключе, исходя из требований его безопасности в Союзе, и не с первой же фразы!

— Лично мне, господин Хакари, — неспешно парировал полковник, — о такой постановке вопроса в высших эшелонах власти Союза ничего не известно. Подчеркиваю: именно о такой постановке вопроса…

Однако никакого особого впечатления на Самурая этот выпад русского разведчика не произвел.

— Сохраняя почет и достоинство господина Сукарно как вождя, его тем не менее пора отвести от решающих государственных дел. Увы, он устал, и его следует понять.

— Но это всего лишь ваше мнение, господин генерал, а также взгляды некоторых ваших коллег, — жестко обозначил Постольников «мнения и позиции сторон». — Лично я к подобным выводам не готов.

Полковник прекрасно понимал: если «прослушку» в комнате Хакари всё же активировали, то это предостерегающее уточнение может сыграть решающую роль в его, Постольникова, дальнейшей судьбе.

— Естественно, мы согласны чтить и беречь авторитет первого президента и народного вождя; — не обратил Самурай внимания на эту осечку, — помня при этом, что его место в истории индонезийской революции определено… самой революцией. А теперь уже — и самой Историей.

— Что само по себе не подлежит сомнению, — почтительно склонил голову Постольников. На поле противника он привык «играть» по его традициям.

А тем временем генерал, уже в полном смысле этого слова, закусил удила. Он вполне отдавал себе отчет, что уже сегодня не только высшее руководство КГБ, но и первые лица Союза, будут извещены: к власти в Джакарте готовы прийти по-настоящему просоветские силы, которые к тому же намерены сменить президента бескровно, без революций и всенародных потрясений, со всей мыслимой деликатностью.

— Не стоит сомневаться, — всё более напористо уведомлял генерал Хакари, — что господину Сукарно будут обеспечены: достойное финансовое содержание, охрана, связь, транспорт, обслуживающий персонал… Мало того, наши пропагандисты по-прежнему будут творить из образа «стойкого революционера товарища Карно» — икону отца нации. Словом, сошествие с государственного трона товарища Карно в каких-то чертах может напоминать отстранение — в свое время — от реальной власти в СССР товарища Ленина.

— Пример, прямо скажем, не совсем корректен, — спокойно дистанцировался от опасных параллелей полковник.

— Прибегаю к нему только по одной причине: речь идет о восприятии наших грядущих событий современными руководителями России, причем во времена постепенного отхода Хрущева и его последователей от сталинских традиций, приверженцем которых и является убежденный маоист Сукарно.

— Если я правильно истолковываю некоторые индонезийские термины, вы назвали президента Сукарно «убежденным маоистом»?

— При моем весьма слабом знании русского языка, я всё же способен повторить эту фразу по-русски.

— Не утруждайтесь, достаточно вашего подтверждения.

Постольников очень сильно сомневался, что «товарищ Карно» в самом деле являлся «убежденным маоистом». Несомненно другое, — что он является убежденным индонезийским националистом. Однако существа «задушевной» беседы во время их «тайной вечери» это не меняло.

— Принимается. Нас интересует, каково ваше личное мнение по поводу грядущих перемен в Джакарте.

— На самом деле вас интересует не моё личное мнение, а мнение руководства моей страны.

— Которое во многом будет зависеть от вашего личного мнения, — по-самурайски решительно и почти что искренне улыбнулся генерал.

— Единственное, что я могу сказать здесь и сейчас, — мне стало ясно, какой именно вариант отхода от власти первого лица Индонезии вы готовы избрать, причем сделать это в ближайшее время. Со своей стороны, я не только проинформирую руководство о соответствующих тенденциях, но и совершенно конкретно укажу, с кем именно и какого именно характера контакты советское руководство и, в частности, руководство внешней разведки может налаживать в Джакарте уже сейчас.

— Благодарю за столь точное философское толкование, господин полковник. Отсюда — главный вопрос. Как считаете, в Москве, прежде всего в высших военных кругах и в руководстве разведки, — для нас это очень важно, — способны воспринять подобный поворот событий в Индонезии?