– Три раза, – возвестила она темноте. – Я пытаюсь сделать все, чтобы слова стали явью.
Прохладный ветерок дул в окно, шуршание пальмовых листьев напоминало шум дождя, и через какое-то время девушка спросила:
– Все это прекрасно, но знаешь, о чем я сейчас думаю?
– О еде.
– Да ты у нас настоящий телепат.
– Я тоже голоден.
Они ели в «Зеленом фонаре». Вдова прыснула «Флитом»[181]
под стол и принесла им свежую икру кефали, обжаренную до хрустящей корочки с хорошим беконом. Они выпили холодного пива «Регал» и съели по стейку с картофельным пюре. Стейк оказался не из лучших, но они проголодались. Девушка скинула туфли под столом и поставила босые ступни на ноги Роджера. Она была красива, и ему нравилось смотреть на нее, и прикосновения ее ступней доставляли ему удовольствие.– Тебя это заводит? – спросила она.
– Разумеется.
– Могу я пощупать?
– Чтобы вдова не заметила.
– Меня это тоже заводит. Похоже, наши тела нравятся друг другу.
На десерт они съели пирог с ананасом и выпили еще по бутылке «Регала», взятого из ведерка с тающим льдом.
– У меня «Флит» на ногах, – пожаловалась девушка. – Без «Флита» они гораздо лучше.
– Они и с «Флитом» очаровательные. Надави сильнее.
– Я не хочу столкнуть тебя со стула.
– Ладно. Этого достаточно.
– Ты никогда не чувствовал себя лучше, чем теперь, так?
– Так, – искренне ответил Роджер.
– Нам не обязательно идти в кино?
– Нет, только если ты очень захочешь.
– Тогда давай вернемся в наш домик, а завтра уедем рано-рано.
– Отлично.
Они заплатили вдове, взяли с собой еще две бутылки холодного пива «Регал», которые вдова поставила в бумажный пакет, поехали к домикам и припарковали автомобиль между своим и соседним.
– Автомобиль к нам привык, – заметила девушка, когда они вошли в домик.
– Так лучше.
– Я поначалу немного его стеснялась, но теперь чувствую, что он из нашей компании.
– Это хороший автомобиль.
– Ты думаешь, мужчина был в шоке?
– Нет. Ревновал.
– Не слишком ли он стар, чтобы ревновать?
– Возможно. А может, он просто радовался за нас.
– Давай не думать о нем.
– Я о нем и не думал.
– Этот автомобиль будет нас защищать. Он уже наш хороший друг. Ты обратил внимание, как он тепло к нам относился, когда мы возвращались от вдовы?
– Я заметил разницу.
– Давай не зажигать света.
– Хорошо, – кивнул Роджер. – Я приму душ, или ты хочешь первой?
– Нет. Ты.
Потом, лежа в постели, он слышал, как она моется, потом вытирается, и, наконец, она пришла, очень быстрая, тонкая, прохладная и восхитительная на ощупь.
– Моя любимая. Моя истинно любимая.
– Ты рад, что я твоя?
– Да, моя дорогая.
– И все действительно хорошо?
– Все чудесно.
– Мы можем это делать и по всей стране, и по всему миру.
– Сейчас мы здесь.
– Ладно. Мы здесь. Здесь. Где мы сейчас. Здесь. Ох, как хорошо, прекрасно, здорово здесь в темноте. Как здесь прекрасно и удивительно. Так здорово в темноте. В прекрасной темноте. Пожалуйста, услышь меня здесь. Ох, очень мягко здесь, очень мягко, пожалуйста, осторожно. Пожалуйста, пожалуйста, очень осторожно. Спасибо тебе, осторожно, ох, в прекрасной темноте.
В темноте, под прохладным ветерком, продувающим комнату, она прошептала:
– Теперь ты счастлив и любишь меня.
– Теперь я счастлив и люблю тебя.
– Тебе не обязательно это повторять. Теперь это правда.
– Я знаю. Я ужасно медлительный, так?
– Немного.
– Я ужасно рад, что люблю тебя.
– Видишь? Это нетрудно.
– Я действительно тебя люблю.
– Я думала, может, полюбишь. То есть надеялась, что полюбишь.
– Я люблю. – Он крепко прижимал ее к себе. – Я действительно тебя люблю. Ты слышишь?
Он говорил правду, и это очень его удивило, особенно когда он осознал, что утром ничего не изменилось.
Они не уехали следующим утром. Елена спала, когда Роджер, проснувшись наблюдал за ней: волосы, рассыпавшиеся по подушке, оголили шею, сместившись по большей части на одну сторону, загорелое лицо, глаза и губы, еще более прекрасные, чем при разговоре. Он заметил, что веки бледнее, чем лицо, и ресницы длинные, и губы нежные, спокойные, как у спящего ребенка, и груди обтягивает простыня, которой она накрылась ночью. Он подумал, что не стоит ее будить, испугался, что она проснется от поцелуя, поэтому оделся и пошел в городок, опустошенный, и голодный, и счастливый, улыбаясь запахам раннего утра, слыша и видя птиц, полной грудью вдыхая прохладный воздух, который ветер приносил с Мексиканского залива. Предпочтение отдал другому ресторану, который находился в квартале от «Зеленого фонаря». На самом же деле – бару. Сел на высокий табурет у стойки и заказал кофе с молоком и сэндвич с жареной ветчиной и яичницей-глазуньей на ржаном хлебе. На прилавке лежал полуночный выпуск «Майами герольд», оставленный каким-то водителем грузовика, и он читал о военном мятеже в Испании, пока ел сэндвич и пил кофе. Почувствовал, как желток впитывается в хлеб, когда откусил кусок хлеба с яичницей, ветчиной и кусочком соленого огурца. Вдохнул их запах, а потом утренний аромат кофе, когда поднес чашку ко рту.