Читаем Полное собрание рассказов полностью

Деревня была и въ самомъ дѣлѣ тихая.

Вся погрязла, загвохала она въ жирной шоколадной грязи, ослѣпленная, разморенная лѣтнимъ дождемъ. Прошелъ мужикъ, и коса его полыхнула крутымъ огнемъ. Человѣкъ подошелъ къ одной <изъ> крайнихъ избъ, – и сѣлъ на лавку, стоящую въ буйной заросли терпко пахнущей крапивы. Погодя, онъ рогожкой, вынутой изъ мѣшка, вытеръ босыя ноги, съ которыхъ засохшіе комья грязи сыпались, какъ шелуха, – и неторопливо обулся, тщательно засупонилъ подъ задокъ красныя ушки разбитыхъ, съ чужой ноги, штиблетъ. Въ окно избы высун<у>лась дѣтская голова, потомъ вторая. Потомъ хриплый голосъ сказалъ:

«Входи‐то въ кабачишко. Чего разсѣлся…»

Бродяга всталъ и вошелъ въ избу.

Человѣкъ пять мужиковъ сидѣли у низкаго халтежнаго стола, какихъ понавезли съ погибшаго почемъ зря Курайскаго завода, и пили чай, хрустѣли сухарями. Двое ребятишекъ хлопали по мухамъ, садящимся на горячую, солн<ц>емъ облитую лавку. Старикъ въ бѣлой рубахѣ ломалъ щепки въ углу, покрякивая на корткахъ.

Человѣкъ скинулъ мѣшокъ свой подъ столъ и, разминая плеч<о>, усѣлся.

«Далечѣ мѣтишь?» – коротко спросилъ одинъ изъ мужиковъ, тощій, въ старой хабанѣ, порвавшейся на плечахъ, съ живыми зеленовато-карими глазками, такъ и снующими по лицу, по рукамъ вошедшаго человѣка.

«Не… Въ Курайскій скитъ. Тамъ у меня братецъ».

«Не по-нашему что‐то баешь… – проговорилъ другой мужикъ, процѣживая желтую бороду сквозь короткія пальцы. – Изъ какихъ мѣстъ?»

«Изъ Сосновки, братъ. Чайкомъ угостите?»

«Чаешь чайкомъ…» – бормотнулъ первый мужикъ и хотѣлъ что‐то добавить, но вмѣсто этого почесалъ себѣ грудь подъ рубахой.

И вдругъ человѣкъ, приложивъ кулакъ ко-лбу, затрясся смѣхомъ. Онъ смѣялся такъ, что все лицо прыгало, и острые плечи ходуномъ ходили, и дрожащій свистъ смѣха разрывалъ грудь.

Мужики взглянули другъ на друга.

«Чтой‐то, – сказалъ бородатый, – хохотунъ какой на тебя напалъ. Никакъ шалый…»

Человѣкъ поднялъ голову. Смѣхъ все еще бѣжалъ по его лицу. Широко раскрытые глаза горѣли влажнымъ синимъ блескомъ.

«Всё по‐старому, – сказалъ онъ словно про себя. – Эхъ вы, мужики…»

Выпрямился. Вскинулъ за плечо мѣшокъ.

«Куда-жъ это ты?» – недоуменно уставился мужикъ; другой подхватилъ: «Пьянъ ты, што-ли?»

Человѣкъ опять засмѣялся, но уже тише и легче, и, не оглядываясь, вышелъ изъ избы. Широко ступая по жирной грязи, онъ свернулъ на лебедой поросшую тропинку, льющу<ю>ся вдоль забора въ трепещущій, ослѣпительно-зеленый березнякъ. Тамъ онъ остановился, глядя снизу вверхъ на березы, словно мѣрилъ ихъ ростъ. Точно, онѣ были очень стройны, очень хороши. Тройнымъ, звучнымъ и влажнымъ свистомъ заливалась иволга[116].

Погодя, человѣкъ пошелъ дальше, миновалъ полуразвалившуюся калитку. Въ глубинѣ алле<и> бѣлѣлъ бывшій помѣщичій домъ. На пескѣ алле<и> янтарными кругами ходило солнце.

Человѣкъ по этой аллеѣ пошелъ тише. Что‐то робкое, почти воровское было въ его походкѣ. И, когда неожиданный окрикъ грянулъ на него гдѣ‐то сбоку, онъ спотыкнулся [sic] и какъ‐то по‐бабьи приложилъ руку ко рту.

На деревянной тумбѣ – оставшейся отъ исчезнувшей скамейки – сидѣлъ огромный, весь обросш<і>й бѣлой шерстью старикъ и, чавкая беззубымъ ртомъ, глядѣлъ себѣ подъ ноги.

«Тутъ тебѣ не прозжая дорога, – проговорилъ онъ, все не поднимая головы… – Всякая шустрядь тутъ пображничаетъ».

Человѣкъ подошелъ къ нему и опустил<ся> рядомъ съ нимъ на траву.

«Я такъ, проходомъ, – сказалъ онъ тихо. – Не сердись, дѣдъ».

«Школьный я сторожъ, – зашамкалъ старикъ. – Вот и мое дѣло слѣдить. Тамъ‐то школа, – мотнулъ онъ головой на бѣлый блескъ дома въ глубинѣ алле<и>. – Старая сгорѣла, – вотъ туда и перебрались. Ранѣ господскій домъ былъ».

Человѣкъ обхватилъ колѣни руками, прикрылъ глаза.

«…Домъ былъ, – сказалъ погодя старикъ. – Тутъ-бы тебя псы заѣли, коли въ садъ эдакъ зашелъ, безъ спросу. Хозяева‐то теперь за границей, – добавилъ онъ равнодушно. – Лѣтъ восемь, что-ли, а то и всѣ десять. А убили-бы ихъ безпремѣнно, коли тогда не удрали».

«Я-бы домъ‐то – того – посмотрѣть хотѣлъ», вдругъ сказалъ человѣкъ не открывая глазъ.

«Чего тамъ… осмотрѣть. Иди своей дорогой. Чай, не весь вѣкъ тутъ съ тобой лясы точить».

«Такъ», сказалъ человѣкъ и всталъ.

Потеръ лобъ, виски. Спросилъ скучнымъ голосомъ:

«А хозяевъ здѣшнихъ ты, дѣдъ, помнишь»

«Не… – старикъ недовольно тряхнулъ головой. – Я не изъ здѣшнихъ. Дочка тутъ за мужика вышла, вотъ и меня привезли. А такъ – слыхалъ отъ людей. Господа были, богато жили. Сынокъ, что-ли, былъ, въ офицерахъ. Да теперь что толку‐то болтать… Укатили – туды имъ и дорога, значитъ. А ты, братецъ, гуляй».

«Прощай, дѣдъ», сказалъ человѣкъ и зашагалъ прочь. Отойдя шаговъ сто, онъ оглянулся – и быстро шагнулъ въ кусты. Затѣмъ, прыгая по кочкамъ черникъ, онъ пробрался назадъ между частыхъ стволовъ, къ самому дому.

Перейти на страницу:

Все книги серии Набоковский корпус

Волшебник. Solus Rex
Волшебник. Solus Rex

Настоящее издание составили два последних крупных произведения Владимира Набокова европейского периода, написанные в Париже перед отъездом в Америку в 1940 г. Оба оказали решающее влияние на все последующее англоязычное творчество писателя. Повесть «Волшебник» (1939) – первая попытка Набокова изложить тему «Лолиты», роман «Solus Rex» (1940) – приближение к замыслу «Бледного огня». Сожалея о незавершенности «Solus Rex», Набоков заметил, что «по своему колориту, по стилистическому размаху и изобилию, по чему-то неопределяемому в его мощном глубинном течении, он обещал решительно отличаться от всех других моих русских сочинений».В Приложении публикуется отрывок из архивного машинописного текста «Solus Rex», исключенный из парижской журнальной публикации.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Русская классическая проза
Защита Лужина
Защита Лужина

«Защита Лужина» (1929) – вершинное достижение Владимира Набокова 20‑х годов, его первая большая творческая удача, принесшая ему славу лучшего молодого писателя русской эмиграции. Показав, по словам Глеба Струве, «колдовское владение темой и материалом», Набоков этим романом открыл в русской литературе новую яркую страницу. Гениальный шахматист Александр Лужин, живущий скорее в мире своего отвлеченного и строгого искусства, чем в реальном Берлине, обнаруживает то, что можно назвать комбинаторным началом бытия. Безуспешно пытаясь разгадать «ходы судьбы» и прервать их зловещее повторение, он перестает понимать, где кончается игра и начинается сама жизнь, против неумолимых обстоятельств которой он беззащитен.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Борис Владимирович Павлов , Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза / Классическая проза ХX века / Научная Фантастика
Лолита
Лолита

Сорокалетний литератор и рантье, перебравшись из Парижа в Америку, влюбляется в двенадцатилетнюю провинциальную школьницу, стремление обладать которой становится его губительной манией. Принесшая Владимиру Набокову (1899–1977) мировую известность, технически одна из наиболее совершенных его книг – дерзкая, глубокая, остроумная, пронзительная и живая, – «Лолита» (1955) неизменно делит читателей на две категории: восхищенных ценителей яркого искусства и всех прочих.В середине 60-х годов Набоков создал русскую версию своей любимой книги, внеся в нее различные дополнения и уточнения. Русское издание увидело свет в Нью-Йорке в 1967 году. Несмотря на запрет, продлившийся до 1989 года, «Лолита» получила в СССР широкое распространение и оказала значительное влияние на всю последующую русскую литературу.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века

Похожие книги

Плексус
Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом». Да, прежде эти книги шокировали, но теперь, когда скандал давно утих, осталась сила слова, сила подлинного чувства, сила прозрения, сила огромного таланта. В романе Миллер рассказывает о своих путешествиях по Америке, о том, как, оставив работу в телеграфной компании, пытался обратиться к творчеству; он размышляет об искусстве, анализирует Достоевского, Шпенглера и других выдающихся мыслителей…

Генри Валентайн Миллер , Генри Миллер

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века