Полное собрание рассказов

Впечатлениями о русском ресторане, описанном в рассказе, Набоков поделился в письме к своей будущей жене Вере Слоним в июле 1923 г.: «Есть крошечный русский ресторанчик в самой грязной части Marseille. Я харчил там с русскими матросами – и никто не знал, кто я и откуда, и сам я дивился, что когда‐то носил галстух [sic] и тонкие носки. Мухи кружились над пятнами борща и вина, с улицы тянуло кисловатой свежестью и гулом портовых ночей. И слушая, и глядя, я думал о том, что помню наизусть Ронсара и знаю названья черепных костей, бактерий, растительных соков. Странно было. Очень тянет меня и в Африку, и в Азию: мне предлагали место кочегара на судне, идущем в Индо-Китай» (ПКВ, 53–54).

С. 94. …в тускловатом стекле… – В газетной публикации: «в тусклой ртути».

С. 97. …русских захолустных будней <…> чужие души. – В газетной публикации иначе: «русских захолустных будней, – и то, что на самом деле было так некстати, так глуповато-обиходно, навевало романтическое волнение в этой неожиданной обстановке; и мир стал сразу еще шире и волшебнее, хотелось плыть по морям, входить в баснословные гавани, везде подслушивать чужие души».

…про Шанхай, про Коломбо. – В газетной публикации: «про Китай, про Токио».

С. 98. …трудные звуки шарманки… – В газетной публикации: «нудные звуки шарманки».

С. 99. Инглиш? Ю спик инглиш? – В газетной публикации искаженный английский уличной женщины передан следующим образом: «Jou engleesh? Spik engleesh?»

СЛУЧАЙНОСТЬ (начало 1924; Сегодня (Рига). 1924. 22 июня).

Б. Бойд заметил, что цепь случайностей в этом рассказе, мешающая встретиться мужу и жене, слишком напоминает Томаса Гарди (ВНРГ, 273). В английской версии рассказа сделаны некоторые уточнения и дополнения, в частности сообщается титул Ухтомской – княгиня.

С. 104. …порошок фирмы «Мерк». – Один из ранних примеров характерного для Набокова приема пропуска героем важного указания в решительный момент его жизни: в названии фирмы помимо палиндрома слова «крем» содержится немецкое значение Merk – «знак». В английском переводе рассказа сохранен намек на «крем» и введена анаграмма русского слова «мрак» – фирма названа «Крамм» (распространенная немецкая фамилия).

КАРТОФЕЛЬНЫЙ ЭЛЬФ (апрель 1924; Эхо. Иллюстрированное приложение к газете «Эхо». 1924. № 24–28. Июнь). Рассказ вошел в сб. «Возвращение Чорба». В декабре 1929 г. он был перепечатан в нескольких номерах «Руля» в сокращенной книжной версии. Текст первой газетной публикации рассказа см. в Приложении.

После завершения рассказа, Набоков летом 1924 г. сочинял киносценарий «Любовь карлика» (ВНРГ, 271), который, по‐видимому, так и не был дописан, его рукопись до сих пор не обнаружена.

Из пятнадцати рассказов сборника «Возвращение Чорба» рецензенты особенно много внимания уделили заглавному (и первому в книге) рассказу и двум самым длинным – «Подлецу» и «Картофельному эльфу». Отметив в «Эльфе» и некоторых других рассказах характерную искусственность сюжета и красок, эмигрантский критик П.М. Пильский сделал ряд интересных наблюдений об особенностях писательской манеры Набокова: «В Сирине живет чуть веющая надорванность, слышна повышенная нервная восприимчивость, чувствуется внутренняя зыбкость. Он – тоже ночной талант, в нем трепет Гаршина, Андреева, Гофмана, – глаза, глядящие поверх жизни. Сирин ее не знает или не принимает. Он огражден своим особым миром. Земные видения для него повернуты незримыми остриями, неожиданной пронзающей стороной, и самым очаровательным дуновением скользит именно эта внежизненность. У Сирина люди ведут двойное существование, реальное и призрачное, но дорога ему не их действительность, а их преображенное парение, их бестелесные мелькания, проплывающие неясными очертаниями <…> Ему важен не человек, а его след, отпечаток духа, навеки оставленная память об исчезнувшем бытии. Все в мире – только видения, и лучший дар – воспоминания. Их отсветами мерцает вся эта книга – воспоминаний и снов. <…> И в сюжетах, и <в> замыслах, и в красках, и оттенках у Сирина поблескивает красивая искусственность. Это – город, это – четкая пышность, электричество, лоск, блеск, лакированная плакатность <…> Сирин любит цвета оранжевый, и особенно фиолетовый – лиловый, притягивавший Толстого, – искусственные и редкие цвета. <…> в “Картофельном эльфе” <…> улыбка карлика “расширилась, озарила лиловатым румянцем его щеки” <…> Но Сирин не страшится искусственности. При всей своей мягкости, художественной нежности, он смел в описаниях. Его определения ярки. Отдельные черты выхвачены с решимостью и размахом. <…> В этом великолепии внезапно воспрянула романтическая сила, пришло счастливое обретение чудес, слова, заиграла распаленность воображения, прекрасная и завидная смелость художника» (Пильский П. В. Сирин. Новая книга В. Сирина «Возвращение Чорба» // Сегодня. 1930. 12 января 1930. С. 5).