— ‘Мой вождь тотчас подхватил меня, как мать, разбуженная гулом (romore), которая видит вокруг себя горящие языки пламени, хватает сына и бежит, не останавливается, заботясь больше о нем, чем о себе, так что сама она в одной только нижней рубахе...’; далее Данте уточняет: ‘он нес меня на своей груди, как родного сына, а не как своего товарища’ (ст. 50–51). Этот эпизод не вошел в основной текст «Разговора», он заменен другим, в котором оба поэта переправляются из одного рва в другой на спине Гериона, и Вергилий в этой высокоскоростной переправе проявляет не меньшую заботу о Данте, см. примечания к гл. IV. Можно предположить, что М. объединяет две кантики («Ад» и «Рай») по ассоциации: гул и пламень огня (romore и fiamme accese) в «образе матери» и метафору огня, который вырывается наружу из замкнутого пространства тучи (‘молния’) в XXIII песни «Рая»: «Come foco di nube si diserra / per dilatarsi sì che non vi cape, / e fuor di sua natura in giù s’atterra... (Par. XXIII, 40–42) — ‘Как огонь (foco), выпускающий себя из затворов тучи (si diserra), чтобы распространиться, потому что она его уже не вмещает, устремляется — вопреки своей природе — вниз к земле...’. В приведенных нами цитатах совпадают номера не только песен (XXIII), но отчасти даже номера стихов, которые, предположительно, и слились в памяти М. в один «эпизод».
Сам он любит определять свое любопытство то стрекалом, то жалом, то укусом и т. д. Довольно часто употребляется термин «il morso», т. е. «укус». Il morso (‘укус, укол’) встречается в «Комедии» не так уж часто: Inf. XXIX, 79; Purg. III, 9 (в рифме с rimorso ‘угрызение’); XVIII, 132; XXXIII, 63; во мн. числе morsi — один раз (в прямой речи Данте): «Tutti quei morsi / che posson far lo cor volgere a Dio» (Par. XXVI, 55–56) — ‘все те укусы, которые могут обратить сердце к Богу’ (ср. в переводе Лозинского: «Все те укусы, — я ему ответил, — / Что нас стремят к владыке бытия»). Видимо, М. включает сюда и употребления причастия morso, встречающегося в аналитических формах глагола mordere ‘кусать’, и таким образом вовлекает и библейский пример «любопытства» — Еву, «укусившую» плод с древа познания добра и зла (legno <...> che fu morso da Eva, букв. ‘дерево... что было укушено Евой’ — Purg. XXIV, 116). Остальные названные М. слова связаны уже не с «укусом», а с «уколом»: ‘жало’ соответствует итал. ago (этим же термином обозначается ‘игла’). Какое итальянское слово М. соотносит с рус. «стрекало», сказать трудно, возможно, по созвучию с одним из обозначений стрелы — strale (слово это менее употребительное, чем saetta ‘стрела’). У М. сочетание «стрекало воздуха» появляется в ст-нии об осах «Вооруженный зреньем узких ос...» (1937) (ср.: 46, с. 151–153, 163–164), среди его предшественников — И. Ф. Анненский, употребивший слово «стрекало», в частности в переводе Горация (Od. III, 26), в соответствии с лат. flagellum ‘плеть, бич, кнут’ (20а, с. 147). О теме остроты в акмеизме см.: 128, с. 23–46.
Структура дантовского монолога — L’amor, che move il sole e l’altre stelle (Par. XXXIII, 145) — построенного на органной регистровой основе... L’Amor, che move il sole e l’altre stelle — ‘Любовь, что движет солнце и другие звезды’, — последний стих «Комедии». Об «`органах неба» и «орг`ане» (по-итальянски это одно и то же слово, но без различия ударения, как в русском) см. примечания «Разговор о Данте. Из черновиков» (27). Эта строка отразилась и в упоминавшемся ст-нии М. «Бессонница. Гомер. Тугие паруса...» (1915), см.: 161, с. 42; 64, с. 272; 107. Об отголосках дантовской заключительной строки в русской поэзии см.: 165, с. 62, примеч. 3.