Полное собрание сочинений. Том 17

Когда онъ заперъ церковь и снесъ ключи батюшк, онъ помедлилъ у него въ горниц, такъ что попадья съ засученными рукавами, мывшая корчагу, полагая, что Иванъ едотовъ желаетъ пость, хотя и неохотно, но предложила ему закусить. Попадья и попъ уважали Ивана едотова какъ зажиточнаго и преданнаго церкви и хорошо платившаго прихожанина, приносившаго и медку и не отказывавшаго въ лошадк и насыпавшаго полный мшокъ ржи при требахъ.

Но Иванъ едотовъ, поблагодаривъ, отказался и обратился къ батюшк, который, перемнивъ за перегородкой новый подрясникъ на старый, только что вышелъ, высоко завязывая старый шитый поясъ на толстомъ живот.

— Что жъ это, батюшка, вс Господа Панаринскіе были? — спросилъ онъ.

— Нтъ, еще гости были: молоденькой Князь.

— Паренекъ-то съ висками? — сказалъ Иванъ едотовъ.

Иванъ едотовъ склонилъ голову набокъ и улыбнулся задумчиво. «Что же, говоритъ, пахать время», повторилъ онъ слова барина, вопросительно глядя на попа.

— Ласковый баринъ, истинно баринъ, слишкомъ добрый. Что же, закуси, Иванъ едотовъ.

— Спаси Христосъ, батюшка, некогда — дома никого нту. Пойду!

И Иванъ едотовъ низко поклонившись, взявъ въ об руки большую шапку и вздохнувъ отъ разочарованія въ томъ, что и отъ батюшки онъ не получилъ объясненія словъ барина, и чувствуя, что спрашивать объ этомъ было бы неприлично, вышелъ изъ горницы, осторожно налегши на прилипавшую дверь, и отворилъ ее. Въ сняхъ онъ надлъ шапку, взялъ лутошку изъ угла и, равномрно подпираясь ею, выбирая протоптанныя тропинки, перешелъ черезъ улицу и пошелъ къ дому, выдающемуся на улицу, крыльцо котораго ему издалека, за восемь дворовъ, видно было. Онъ видлъ не только самимъ имъ срубленное и по новому манеру построенное крылечко, на которомъ онъ любилъ сиживать по праздникамъ, но и лавки и столы, вынесенные на улицу, около которыхъ хлопотала средняя его сноха, бойкая, черноглазая Ольга. Онъ узналъ ее по синей панев съ галуномъ. Выйдя отъ священника, Иванъ едотовъ забылъ про барина и думалъ уже только о предстоящемъ дл ныншняго дня. Погода разъяснилась, тропинка черезъ улицу просохла. Гуси пролетли. Пахота хороша должна была быть, и ему хотлось поскоре выхать за Митькой еще съ сохой, чтобы вспахать побольше.

* № 16.

У Ивана едотова былъ еще старикъ отецъ и старуха мать. Старику едоту Алексичу было девяносто лтъ и старух было тоже. Старуха была уже плоха и не вставала съ печи, но была еще въ разум. Старикъ же Алексичъ еще до сихъ поръ ходилъ и, хоть и слпъ былъ, ходилъ за пчелами. Только въ роевщину онъ бралъ себ на помощь Иванову старуху. И только лтъ пять тому назадъ онъ совсмъ отказался отъ хозяйства и передалъ все старшему сыну Ивану. И прежде онъ все приказывалъ Ивану, но деньги все держалъ у себя. Теперь же онъ ни во что не входилъ и денегъ 800 р. отдалъ сыну, только пчелами завдывалъ. Но вс говорили, и Иванъ такъ думалъ, что у старика еще были спрятаны деньги, про которыя онъ никому не говорилъ. Въ дому было шесть мужиковъ и семь бабъ и дв двки и ребятъ человкъ девять. Въ всей семь считали двадцать восемь душъ. 1) Старикъ Лексичъ 90 лтъ, 2) его старуха, 3) Иванъ едотовичъ 56 лтъ и 4) его жена, 5) Родивонъ, Ивановъ братъ меньшой, 50 лтъ и его жена, 6) Ивана едотовича — трое сыновей женатыхъ — Михайло — старшій — силачъ, Егоръ — любимецъ и Петръ 9 [?] грамотникъ³⁵⁸ три снохи: 12) Катерина Михайловна — слабоумная, Настасья — ласковая и Ольга — плясунья; солдатка Арина 13) и одна жена 14) Павлушка шельмецъ. У Родивона отъ первой жены, онъ овдовлъ, былъ одинъ сынъ женатый Иванъ грубый, жена Мавра, неряха, второй жены мальчикъ и дв двки — Ромашка — умница блая [?], плясунья [?] и егоза 17) У Ивана одна двка убогая и у Родивона <2 двки. (Одна на возраст, одна 10 лтъ>. У Ивана едотовича шесть внучатъ и у Родивона двое.³⁵⁹

Иванъ едотовъ всегда натощакъ, посл церкви, бывалъ сердитъ, и теперь ему досадно стало. Первое досадно ему было, что братъ Родивонъ бросилъ дло, не раскидалъ завалинки и ушелъ, а Алешка, дуракъ, рохля, сидитъ, не работаетъ. Второе досадно, что бабы до сей поры не управились. «Все дурацкія свои, бабьи, причуды на чистый четвергъ длали», подумалъ онъ. —

— Чего ротъ-то разинулъ? — крикнулъ онъ на внука, который, увидавъ его, взялся за вилы и сталъ неловко втыкать ихъ въ навозъ.

— Эхъ, не смотрли бы глаза.

Онъ вырвалъ у него вилы, и это сильное движеніе, какъ будто усилило его гнвъ. Онъ нахмурился и замахнулся вилами, но не ударилъ.

— Кабы не такіе дни, обломалъ бы теб ребры, ты бы зналъ, какъ брюхо чесать. А, дура! И взяться-то не умешь. Съ борова выросъ, а ума не вынесъ.

И, поплевавъ на руки, Иванъ едотовъ сильнымъ движеніемъ запустилъ вилы, подсунулъ и, поднявъ на вилину слипшагося навоза съ полпуда, откинулъ ее.

— Такъ вотъ работай, а не то что брюхо чесать. Давно бы откидалъ, да и за другое дло взялся. А Родивонъ куда ушелъ?

Ольга, во все это время взглядывавшая своими бойкими, черными глазами на Алешку, и едва удерживаясь отъ смха поднялась и, выжимая тряпку, обратилась къ свекору.