Полное собрание сочинений. Том 2. Отрочество. Юность

Онъ былъ добрый, откровенный, тщеславный, веселый и не глупой Французъ. Онъ, какъ видно, понялъ нкоторыя, общія всмъ Французамъ въ Россіи, смшныя черты и избгалъ ихъ. Такъ онъ, прихавъ въ Россію, принялся серьезно заниматься Русскимъ языкомъ и черезъ годъ говорилъ очень порядочно. Не говорилъ, что отецъ его былъ богатый и знатный человкъ, но по несчастнымъ обстоятельствамъ лишился того и другаго; а откровенно говорилъ, что отецъ старый, бдный Наполеоновской солдатъ; не былъ невждой и шарлатаномъ, а, напротивъ, почерпнулъ изъ училища, въ которомъ воспитывался, очень основательныя познанія Латинскаго языка и Французской литературы. Одинъ у него былъ недостатокъ, это огромное и смшное тщеславіе: – Онъ, занимаясь нашимъ воспитаніемъ, воображалъ себя воспитателемъ наслдныхъ принцовъ, а насъ этими принцами. – (Мн кажется очень страннымъ, что у насъ преимущественно иностранцамъ поручаютъ воспитаніе дтей лучшихъ семействъ, потому что, какъ бы ни былъ образованъ и уменъ иностранецъ, онъ никогда не пойметъ будущее положеніе порученныхъ ему дтей въ свт, что мн кажется необходимымъ для того, чтобы приготовить дтей къ обязанностям, которые они должны будутъ принять на себя. Для иностранца это весьма трудно; тогда какъ каждый Русскій съ здравымъ смысломъ очень легко пойметъ это.) Просперъ Антоновичъ былъ въ полной увренности, что судьба не даромъ заманила его въ Россію, что онъ никакъ не удетъ изъ Россіи такимъ же Просперъ Антоновичемъ – искателемъ пропитанія; а что рано или поздно должна подвернутся какая-нибудь Графиня или Княгиня, которая плнится его любезностью и дирочкой въ подбородк и предложить ему сердце и рубли (которыхъ будетъ очень много) и даже рабовъ. – Поэтому Просперъ Антоновичъ на всякій случай вс свои доходы, (которые были значительны, потому что онъ давалъ уроки въ лучшихъ домахъ Москвы по 10 р.), употреблялъ на жилеты, панталоны, цпочки, шляпы и т. д. и былъ особенно любезенъ со всмъ женскимъ поломъ. Нельзя же ему было знать наврное, которая имянно была его Графиня съ рублями и рабами. Много было вщей, о которыхъ, хотя онъ уже пять лтъ жиль въ Россіи, имлъ самыя темныя и странныя понятія – кнутъ, козакъ, дорога по льду, крпостные люди и т. п. —

Онъ имлъ много привычекъ, которыя ясно доказывали, что онъ не бывалъ въ хорошемъ обществ. Напримръ, онъ плевалъ, держалъ руки подъ фалдами сертука, щелкалъ пальцами, когда вдругъ вспоминалъ что-нибудь, смялся очень громко – однимъ словомъ, у него были дурныя манеры: однако бабушка всегда говорила, что St.-Jérôme очень милъ; я увренъ – будь онъ не Французъ она бы первая сказала, что непозволительно тривіалену и сказала бы ему: «вы, мой любезный». —

Только что я услыхалъ голосъ St.-Jérôme’a, я горошкомъ вскочи лъ съ постели и сталъ одваться. Я его боялся, не потому, чтобы онъ былъ строгъ; но я еще не зналъ, a неизвстность страшне всего.

Володя бросилъ книгу, въ которой, я увренъ, онъ и прежде ничего не понималъ, такъ сильно должно было быть его безпокойство, и сталъ не безъ волненія въ первый разъ надвать синій фракъ галстукъ и сапоги съ каблуками.– Онъ былъ совсмъ готовъ, когда я взошелъ въ комнату, и уже съ шляпой въ рук стоялъ передъ зеркаломъ. St.-Jérôme отошелъ въ сторону съ озабоченнымъ видомъ, чтобы издалека посмотрть на него. «C’est bien, сказалъ онъ: partons.⁷³ Et vous, сказалъ онъ, съ строгимъ лицомъ, обращаясь ко мн: préparez votre thème pour cette après-dîner»,⁷⁴ и вышелъ. Володя, выходя, оглянулся на меня и покраснлъ. – Должно быть онъ замтилъ зависть и досаду въ моихъ глазахъ, или это было отъ удовольствія – не знаю. St.-Jérôme напомнилъ мн о темахъ, можетъ-быть такъ, чтобы сказать что-нибудь, или чтобы показать, что, несмотря и на этотъ важный случай, онъ не забываетъ своей обязанности. Мн же показалось, что онъ сказалъ это, чтобы унизить меня передъ братомъ, показать мн этимъ, что я еще мальчишка. Мн было очень больно. —

Вскор за ихъ уходомъ я услышалъ шумъ подъхавшаго экипажа и подошелъ къ окну. Я видлъ, какъ лакей откинулъ крышку фаэтона, подсадилъ Володю, потомъ St.-Jérôme’a, какъ закрылъ крышку, взглянулъ на кучера Павла, и какъ кучеръ Павелъ тронулъ возжами вороныхъ, и какъ кучеръ, фаэтонъ и Володя съ St.-Jérôme’омъ скрылись за угломъ переулка.– Когда я увидалъ почтительность лакея къ Волод и Володю въ томъ самомъ фаетон, въ которомъ привыкъ видть только бабушку, мн показалось, что между нами все кончено – онъ сталъ большой, онъ не можетъ теперь не презирать меня. – Я сбжалъ внизъ, чтобы разсяться. – Бабушка стояла у окна, изъ котораго еще виднь былъ фаэтонъ, и крестила его, у другаго окна Любочька и Катинька съ выраженіемъ любопытства и радости провожали глазами Володю въ фаэтон и синемъ фрак. —

Я поздоровался и тотчасъ же ушелъ наверхъ. —

IV. ВАРИАНТЫ ИЗ ПЕРВОЙ И ВТОРОЙ РЕДАКЦИЙ «ОТРОЧЕСТВА»

* № 1 (I ред.).