Полное собрание сочинений. Том 2. Отрочество. Юность

Нечего было длать, я пошелъ наверхъ, схватилъ первый попавшійся мн листъ бумаги и съ какимъ-то лихорадочнымъ нетерпніемъ началъ спрягать вспомогательный глаголъ съ прибавленіемъ каждый разъ нелестнаго эпитета «mauvais garnement». Я торопился и потому, что хотлось скорй сойдти внизъ и потому, что уже придумалъ мщеніе St.-Jérôm’y, которое хотлось поскорй привести въ исполненіе. —

Я пришелъ внизъ съ исписаннымъ листомъ и, подойдя къ St .-Jérôm’y, спросилъ его, здсь ли показать ему.

– Читайте здсь, – сказалъ St.-Jérôme, желая этимъ осрамить меня. Я началъ: je suis un mauvais garnement, – сказалъ я чуть слышно. – «Громче», сказалъ St.-Jérôme. – «Tu es un mauvais garnement», сказалъ я на всю залу, пристально глядя ему въ глаза, и еще разъ какъ будто забывшись, повторилъ это.

– Prenez garde à vous,¹⁰⁶ – сказалъ онъ хмурясь, но я еще нсколько разъ повторилъ изрченіе во второмъ лиц всякаго времени. «Tu fus un mauvais garnement, tu seras un mauvais garnement».¹⁰⁷

– C’est bien,¹⁰⁸ сказалъ St.-Jérôme. – Я уже нсколько разъ общалъ вамъ наказаніе, отъ котораго васъ хотла избавить ваша бабушка, но я вижу, что, кром розогъ, васъ ничмъ не заставишь повиноваться, и нынче вы вполн заслужили и будете наказаны. Vous serez fouetté,¹⁰⁹ – сказалъ онъ, отвратительно выговаривая какъ fouatter это послднее слово.– Это было сказано при всхъ, и вс слушали съ напряженнымъ вниманіемъ. Я почувствовалъ, какъ кровь остановилась около моего сердца, и какъ затряслись мои губы.

** № 19 (I ред.).

– «Ты куда?» спросилъ меня вдругъ голосъ папа. Я остановился, открылъ глаза и, увидавъ высокую фигуру папа, который съ удивленіемъ смотрлъ на меня, схватилъ его руку, поцловалъ ее. – «Папа, защити меня, спаси меня!» говорилъ я задыхающимся отъ слезъ голосомъ. «Я ужасно виноватъ, я негодный человкъ; но, ради Бога, позволь мн только все разсказать теб и потомъ длай со мной, что хочешь, я очень радъ буду...... очень радъ, только отъ тебя. Ты все можешь со мной сдлать, и мн ничего, потому что ты мой отецъ, одинъ мой защитникъ; а онъ.....». «Полно», сказалъ папа, взялъ меня за руку и повелъ въ маленькую диванную. «Ну разскажи мн, пузырь, что съ тобой, Коко?» сказалъ онъ съ такимъ хладнокровнымъ участіемъ, что положеніе мое вдругъ показалось мн мене страшнымъ. —

– «Папа, сказалъ я: «я все теб скажу, и потомъ длай со мной, что хочешь. Я вчера получилъ единицу у учителя Исторіи». – «Ну?» – «И за поведенье единицу».– «Ну?» – «Потомъ я нечаянно, не нечаянно, а просто нарочно я ужасно дурно сдлалъ, подставилъ сломанное стуло St.-Jérôm’y, и онъ упалъ. «Это нехорошо, что жъ тебя наказали?» – «Постой, еще не все. Я сломалъ ключикъ, когда ходилъ къ теб за конфетами. Прости меня пожалуйста, я никогда не буду этаго длать и самъ знаю, какъ это гадко». – «Какой ключикъ?» – «Отъ зеленаго порт....»—«Что?! Ты отпиралъ его?» – «Виноватъ, папа, я самъ не знаю, что на меня нашло».– «Что жъ ты тамъ смотрлъ, повса?» – «Письма смотрлъ». Папа покраснлъ, подернулъ плечомъ и взялъ меня за ухо.– «Что жъ ты прочёлъ, негодный мальчишка?» – «Не помню ничего, только посмотрлъ и опять хотлъ запереть, да сломалъ нечаянно». – «Пріятно очень имть такихъ милыхъ дточекъ!» сказалъ онъ, потрясая меня за ухо: «только не совтую теб еще разъ совать носъ, куда не слдуетъ, а то будетъ плохо». – Папа больно дралъ меня за ухо, но наказаніе это доставляло мн какое-то странное наслажденіе, и я не думалъ плакать. Только что онъ выпустилъ мое ухо,—«папа, сказалъ я, я не стою того, чтобы ты простилъ меня, да и знаю, что никто меня не любитъ; наказывай меня, какъ хочешь, но, ради Бога, защити меня отъ St.-Jérôm'a. Онъ ненавидитъ меня, онъ всячески, старается унизить, погубить меня. Папа, онъ хочетъ счь меня онъ велитъ передъ собой становиться на колни. Я не могу этаго. Я не ребенокъ. Ежели онъ это сдлаетъ, сказалъ я съ слезами на глазахъ, я не перенесу, я умру, ей Богу, умру или его убью, или убгу, или сдлаю что-нибудь ужасное. Когда ты меня встртилъ, я самъ не знаю, куда я бжалъ. Ради Бога, спаси меня отъ него. Я не могу съ нимъ жить, я ненавижу его. Ахъ, ежели бы мамаша была жива, она бы не позволила такъ мучать меня! Папа! Папа!» Слезы душили меня. Я подошелъ къ нему и уже боле не въ силахъ (выговорить слова) рыдалъ и цловалъ его руки. – «Успокойся, мой другъ, говорилъ мн папа, положивъ свою большую руку мн на голову. И я замтилъ слезы на его глазахъ. Ежели бы онъ зналъ, какъ отрадно подй[ствовало]. – «Выски… прости не позволяй ему – онъ мой мучитель......тиранъ… никто меня не любитъ». Я упалъ на диванъ и рыдалъ, рыдалъ до истерики, такъ что папа на рукахъ отнесъ меня въ спальню. Я заснулъ.

** № 20 (I ред.).