Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

И тайны ихъ интимной жизни вспомнились ей, и страстная улыбка освтила ея лицо. «Ну, да не въ томъ дло. Во всякомъ положеніи можно быть счастливой». Она пошла къ кормилиц. Двочка, увидавъ ее, открыла беззубый ротикъ и, подвернувъ рученки, стала загребать ими, какъ рыба поплавками, и Анна и кормилица просіяли улыбками. Разспросивъ кормилицу о томъ, какъ ей нравится Петербургъ, и утшивъ ее, что въ деревн будетъ лучше, Анна[1539] достала записную книжку и серебрянымъ карандашикомъ записала нужныя покупки. Вс были не нужны, но все было весело покупать.

– О, да мы нынче въ хорошемъ дух, – сказалъ Вронской, входя и встртившись съ ея взглядомъ.

– Въ томъ, въ какомъ надо быть, особенно теперь, какъ мы демъ. Все это наше пребываніе здсь – какъ сонъ, – неправда ли? – И она взяла его руку съ короткими пальцами и прижала ее къ своей ше. – Я написала Графин Лидіи Ивановн. Пожалуйста, не бойся. Вопервыхъ, она непремнно отвтитъ мн. А не отвтитъ, мн все равно. Мн нужно видть Сережу только. Въ этомъ дло. И если она откажетъ, то я узнала, что няня живетъ у нихъ въ дом, но не при Сереж. Я пошлю за ней и черезъ нее устрою.

– Черезъ кого ты узнала?

– Моя швея, но не въ томъ дло. Я иду или ду покупать. Вотъ. А ты?

– Ты меня не возьмешь съ собой? – сказалъ онъ.

Она взглянула на него и опустила глаза. Надо было избгать показываться вмст.

– Да мн опять нужно въ судъ. Нынче послдній разъ. Да вотъ деньги, если нужны. Я взялъ въ банк. – И онъ положилъ бумажникъ на столъ. – Такъ до свиданья, до обда, – сказалъ онъ покраснвъ.

Анна вернулась только къ обду все въ такомъ же веселомъ состояніи, въ какомъ она была съ утра. Она даже забыла про письмо къ Графин Лидіи Ивановн и вспомнила о немъ только тогда, когда, пересчитавъ вс вынесенные изъ кареты покупки, вышла къ обду. Обдъ былъ накрытъ на 3-хъ. Греве, встртившійся съ Вронскимъ, былъ оставленъ къ обду. Греве былъ одинъ изъ тхъ людей, которые не оскорбляли Вронскаго и Анну знаніемъ ихъ отношеній. Были люди свтскіе, которые прямо умышленно оскорбляли, стараясь выставить неприличность ихъ отношеній, были люди, какъ ихъ заграничный пріятель, своимъ обращеніемъ показывающій, что онъ считаетъ ихъ отношенія натуральными. Это оскорбляло ихъ потому, что они сами знали, что это неправда. Были люди, которые какъ будто не думали объ ихъ отношеніяхъ, и такимъ былъ Греве. Онъ просто чувствовалъ къ Вронскому дружбу, которая ему самому казалась сначала товарищескою дружбою, но которая оказалась сильне, и такую же дружбу чувствовалъ къ Анн, и они оба испытывали особенно пріятное чувство при Греве.

Передъ самымъ обдомъ пріхалъ еще Тушкевичъ съ порученіемъ къ Анн отъ княгини Бетси. Княгиня Бетси просила извинить, что она не пріхала проститься, она была нездорова, но просила Анну пріхать къ ней между половиной 7 и 9. Анна и Вронскій переглянулись при этомъ опредленіи времени, показывавшемъ, что были приняты мры, чтобы она никого не встртила, но это не оскорбило Анну. Она была въ хорошемъ дух.

– Очень жалко, что я именно не могу между ¹/₂ 7 и 9, – сказала она, чуть улыбаясь.

– Княгиня очень будетъ жалть.

– И я тоже.

– Вы, врно, дете слушать Пати, – сказалъ Тушкевичъ.

– Да,[1540] я такъ давно не слыхала Пати.

– У васъ есть ложа?

– Нтъ, но я думаю, что кто нибудь изъ васъ достанетъ.

– Позвольте мн, – вызвался Тушкевичъ.

– Не хотите ли остаться обдать? – сказала Анна. – Кажется, я опоздала.

И опять она переглянулась съ Вронскимъ. Онъ понялъ, что она оставила обдать Тушкевича для того, чтобы не показать ему, что она можетъ быть оскорблена. Но всетаки Вронской пожаллъ, что она пригласила этаго пустого, какъ онъ считалъ, и ничтожнаго человка.

Тушкевичъ однако, какъ человкъ ловкій, попалъ въ тонъ, который давалъ Греве, и былъ не непріятнымъ собесдникомъ.

Свши за супъ только, Анна вспомнила о письм къ Лидіи Ивановн.

– Какой отвтъ принесъ комисіонеръ? – сказала она.

– Отвта нтъ, – отвчалъ лакей.

И это не разстроило веселаго расположенія духа Анны. Оно даже усилило его. Настроеніе ея духа стало веселое, наступательное. Въ душ ея проснулся дьяволъ, присутствіе котораго она любила въ себ и котораго боялся въ ней Вронской, но который всегда восхищалъ его. Онъ видлъ, какъ зажглись ея глаза, какъ каждое движеніе ея стало быстре и вмст граціозне, каждое слово ея[1541] имло какое то затаенное значеніе.

Когда встали отъ обда и Тушкевичъ ухалъ за ложей, а Греве пошелъ курить, Вронской вышелъ съ нимъ вмст къ себ. Посидвъ нсколько времени, они вбжали наверхъ. Анна уже была одта въ черное бархатное платье и темнокрасную прическу. Она вышла къ нимъ, очевидно довольная собой.

– Ты точно подешь въ театръ? – сказалъ онъ, не любуясь ею.

– Отчего же ты такъ испуганъ? – смясь глазами, сказала она. – Отчего же мн не похать?

Она какъ будто не понимала всего того, что означали его слова и что она понимала очень хорошо только вчера еще.

– Ты знаешь, что я все бы отдалъ, чтобы избавить тебя отъ…

– Не отъ чего избавлять. Отчего Анна Аркадьевна Каренина не можетъ взять ложу въ театр и отчего графъ Вронской, Вреде, Тушкевичъ не могутъ войти къ ней въ ложу?