Посл визита Лизы Анна уже не могла боле взять на себя того, чтобы выйти на свтъ. Она сказала, что у нея голова болитъ, и попросила Яшвина проводить ее до кареты.
Пріхавъ домой, она долго не снимала своего тяжелаго платья и не позволяла себ думать о томъ, что было. Она ждала Вронскаго, чтобы при немъ думать и сказать ему все, что она думаетъ и чувствуетъ. Ей казалось сначала, что онъ, одинъ онъ былъ виноватъ во всемъ. Зачмъ онъ не похалъ съ нею, зачмъ онъ не подошелъ къ ней? Зачмъ онъ не отговорилъ ее хать? Но прошли полчаса, онъ не халъ, и она стала думать о томъ, что было.
Вспоминая теперь, она не могла понять самое себя. Какъ? какимъ путемъ могла она ршиться похать – поставить себя въ это ужасное положеніе? Она Богъ знаетъ кто – неприлично сидть съ ней рядомъ, вспоминала она. Она, стало быть, une femme entretenue.[1548]
«Но все таки какъ онъ смлъ это думать. Какъ жалости у него не было. Какъ онъ не понялъ моихъ страданій. Я сдлала это потому, что я не знаю, любитъ ли онъ меня. Я хотла испытать его любовь. Онъ не долженъ былъ довести меня до этаго. Если бы онъ любилъ, какъ я. Если бы онъ любовался мной, какъ я любовалась имъ тутъ въ театр, каждымъ жестомъ его, улыбкой, какъ онъ стоялъ у рампы съ Серпуховскимъ. Но вотъ шаги; врно, онъ. Если бы онъ былъ тутъ, разв я страдала бы, разв я бы могла думать объ униженіи? Что вс эти слова, когда онъ тутъ и его любовь моя. Нтъ, это не онъ, но теперь онъ скоро придетъ».
Она сняла платье, переодлась и ждала его, но его не было. Все она продала за его любовь, и этой любви не было, если онъ могъ оставить ее въ такую минуту. И усумнившись въ его любви, все униженіе ея положенія представилось ей во всемъ ужас. И онъ былъ виноватъ въ этомъ, и она то ненавидла, то любила его.
Онъ былъ сердитъ за то, что она поставила его въ ложное положеніе, и не хотлъ придти къ ней, пока не пройдетъ его сердце. Но когда онъ утромъ пришелъ къ ней, она встртила его словами:
– Зачмъ вы пришли. Между нами все кончено.
И она разрыдалась слезами стыда и отчаянія. Слезы ея сразу покорили его. Онъ просилъ прощенія, онъ во всемъ считалъ виноватымъ себя. Онъ умолялъ ее врить въ свою любовь. И т слова увренія въ любви, которыя ему казались такъ пошлы, что онъ въ сомнніи выговаривалъ эти слова, она впивала въ себя и чувствовала, что одни эти слова могутъ дать ей силы жизни. Это была ихъ первая ссора. Ссора заглушила все то, что было поводомъ къ ней. Пребываніе въ Петербург казалось имъ, особенно Анн, дурнымъ сномъ, и они похали въ деревню какъ вновь влюбленные, радуясь на свое счастье.
* № 153 (рук. № 93).
II томъ.I часть.
1.
Долли проводила это лто съ дтьми[1550]
у сестры Кити Левиной въ Клекотк. Въ Покровскомъ домъ совсмъ развалился, да и Левинъ съ женою уговорили Долли. Степанъ Аркадьичъ въ недлю разъ прізжалъ по желзной дорог и находилъ, что это устройство весьма полезно для жены и дтей, и говорилъ, что очень сожалетъ о томъ, что служба мшаетъ ему постоянно жить съ ними. Въ 1-хъ числахъ Iюля Степанъ Аркадьичъ выхлопоталъ себ отпускъ на 2 недли, чтобы успть взять тетеревовъ, а можетъ быть, и болотную дичь, къ тому же времени въ[1551] Клекотокъ пріхали и еще гости – старушка Княгиня Щербацкая и вдова сестра[1552] Левина изъ за границы съ двумя дочерьми. Клекотковскій домъ былъ полонъ.[1553] Левинъ былъ женатъ[1554] 2-й годъ. Жена только что встала посл родовъ 1-го ребенка. Онъ былъ счастливъ въ супружеств, т. е. онъ говорилъ себ, что, должно быть, онъ то самое, что называютъ: вполн счастливъ въ супружеств; но онъ самъ никакъ бы не назвалъ того положенія, въ которомъ онъ находился, счастьемъ. Съ счастьемъ вс люди съ дтства привыкли соединять понятіе спокойствія, тишины и если не праздности, то дятельности ровной, опредленной и любимой.[1555]Въ особенности же съ понятіемъ счастія нераздльно понятіе сознанія своего счастія и пониманія своего положенія.[1556]
Левинъ же во вс эти[1557] 15 мсяцевъ не переставая испытывалъ неожиданности и какъ будто только начиналъ узнавать и себя, и ее, и весь міръ. На каждомъ шагу было новое, совершенно новое, неизвстное и если не непріятное само по себ, то непріятное по неожиданности. Сынъ хорошей семьи, честныхъ родителей, не видавшій ихъ взрослымъ,[1558] Левинъ составилъ себ понятіе о семейномъ счастіи очень опредленное и прекрасное. Но, вступивъ въ семейную жизнь, онъ на каждомъ шагу видлъ, что это было совсмъ не то. На каждомъ шагу онъ испытывалъ то, что испыталъ бы человкъ, любовавшійся плавнымъ, счастливымъ ходомъ лодочки по озеру посл того, какъ онъ бы самъ слъ въ эту лодочку. Онъ видлъ, что мало того, чтобы сидть ровно, не качаясь, – надо еще соображать, ни на минуту не забывая, куда плыть, и надо грести, и что подъ ногами вода и на рукахъ мозоли, и что, только много поработавъ веслами, можно пуститься на минуту и насладиться плаваніемъ.