Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

И вдругъ помертвло и некрасиво сдлалось ея лицо и дребезжа зазвнлъ ея голосъ. Она не могла простить ему того, что она не первая женщина, съ которой онъ въ такой близости. Они помирились. И также неожиданно и оскорбительно возникло столкновеніе изъ за того, что тетушка не любила тхъ сдобныхъ хлбовъ, которые Кити заказывала къ чаю. И также неожиданно возникло другое столкновеніе то за то, что ей грустно становилось въ уединеніи деревни, то за то что онъ[1569] по какому нибудь слову ея начиналъ ревновать ее къ ея прошедшему, къ Вронскому.[1570] Это проходило, но во все время ихъ первыхъ сношеній чувствовалась натянутость, какъ бы подергиванье въ ту и другую сторону той цпи, которой они были связаны. Они не спорили, несмотря на то что онъ, хотя и отвыкая немного, оставался по старому резонеромъ и часто любилъ логически умно и остроумно доказывать. Она спорила рдко и не о томъ, съ чмъ она несоглашалась, но онъ съ каждымъ днемъ, къ удивленію своему, больше и больше убждался, что у нея были тверды не убжденія, а былъ твердъ тотъ планъ жизни, по которому не то что она хотла жить, а по которому она знала какимъ то таинственнымъ предчувствіемъ, что они будутъ жить. Онъ больше и больше чувствовалъ себя какъ бы въ большомъ[1571] парк, гд только въ извстныхъ направленіяхъ прочищены дорожки, a другія, напр[отивъ?], засажены, деревья загорожены, и что въ расположенiи дорожекъ этаго парка есть твердая мысль – планъ. Его мечта была жизнь 9 мсяцевъ въ деревн въ совершенномъ уединеніи за своей научной философской работой, 3 мсяца въ Москв, въ свт. Средства къ жизни ему долженъ былъ дать большой винный заводъ. Управленіе имніемъ и домомъ онъ бралъ на себя. Жена должна была, по его понятію, избрать себ работу умственную и благодтельство въ деревн, школы, и бдные, и родильный домъ.[1572]

Въ исполненіи этой общей мечты онъ[1573] въ нкоторыхъ отношеніяхъ встрчалъ въ ней[1574] противорчіе, въ другихъ согласіе, невыражаемыя словами, но руководившія ихъ жизнью.[1575] Жизнь въ деревн ей нравилась, и не только 9 мсяцевъ, но и всегда. Она не хотла хать ни за границу, какъ онъ предлагалъ ей, ни въ Москву, но въ деревн она не хотла уединенія,[1576] a хотла, чтобы друзья и родные здили къ ней, и такъ устраивала домъ.[1577] Винокуренный заводъ она ненавидла за его вонь, но принимала большое участіе въ лсахъ, садахъ и породистыхъ коровахъ. Управленіе домомъ она взяла сразу просто и естественно въ свои руки, и честь дома, чтобы было чисто и сытно, казалась ея священнымъ долгомъ.

Отстраненіе его отъ общественной деятельности она одобряла и одобряла его умственную работу и поощряла къ ней. Но сама не любила для себя ни умственныхъ, ни филантропическихъ занятій. Когда она сходилась съ народомъ и сердце прямо говорило ей, она помогала и заботилась, но не любила этаго, какъ правильное занятіе.

Года посл Ордынцевъ вспоминалъ и удивлялся тому, какъ она угадала его будущую жизнь и начала ее, какъ будто зная все, что будетъ, впередъ.[1578]

–

Было начало Іюля. Большіе сидли на терас, дти бгали передъ домомъ на pas de g'eants.[1579] Сама Кити сидла въ углу поодаль отъ жаровни, на которой старая княгиня варила малиновое варенье. Ордынцевъ былъ на перестройк завода.[1580]

2.

Вышла одна изъ тхъ минутъ, рдкихъ въ семейной жизни, когда взрослые остались одни, и именно одни, т самые, которымъ надо было переговорить между собою; и кром того, вышло то настроеніе, въ которомъ охотно говорится о задушевныхъ вещахъ. На терас оставались старушка тетушка, варившая варенье, и Княгиня, принимавшая живйшее участіе въ вареньи, стоявшемъ на жаровн, Долли съ груднымъ ребенкомъ, заснувшемъ у ней на колняхъ, Марья Николаевна въ очкахъ съ своимъ вязаньемъ и сама Кити[1581] въ мягкомъ кресл и подальше отъ жаровни. Вс въ этомъ дом слдили теперь за нею, какъ за сосудомъ, наполненнымъ драгоцнностью.

Разговоръ перешелъ вс самыя интересныя темы: какъ варить малину, съ водой или безъ воды, но тутъ чуть было не установилась враждебность между старушкой теткой и Княгиней. «Не хочетъ ли теща по своему все передлывать въ дом? Я 30 лтъ варю». Марья Николаевна ловко перевела разговоръ на ситчикъ, который она купила двушк, но который такъ хорошъ, что она хочетъ себ сдлать платье. Ситчикъ навелъ разговоръ на то, что платья бываютъ счастливыя. Кити вспомнила о своемъ желтенькомъ, волшебномъ, какъ она называла, плать. Все важное случалось съ ней въ этомъ плать. Съ этаго разговоръ перешелъ на примты и чудеса.

– Да вотъ и не врьте чудесамъ посл этаго, – сказала она. – Это необыкновенно. Мало того, что Богъ иногда вмшивается въ наши дла, говоритъ: «чуръ, этаго нельзя!» или велитъ то и то длать, но тутъ это любезность со стороны Бога, какъ говоритъ Костя. Врно, Богъ ихъ любитъ…

– Да какже это было? – спросила Княгиня, снимая розовыя пнки и отряхивая на тарелку съ подтекающимъ кровянымъ сиропомъ.