Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

– Это прелесть, этотъ пьяненькій Вашскородіе… – представлялъ Степанъ Аркадьичъ, стоя у коляски. – Ахъ, да, – вскрикнулъ онъ, останавливая кучера и перегибаясь въ коляску ближе къ Анн. – Я могу поздравить тебя.

– Съ чмъ? – вздыхая спросила Анна.

– Ты разв не получила письма отъ Алекся Александровича? Онъ согласенъ.

– Какое письмо? Я ничего не получала.

– Это я немножко, моя душа, виноватъ. Повинную голову не скутъ, не рубятъ. Видишь ли, я уже[1755] съ недлю получилъ это письмо на имя Долли, тамъ сказано: «для передачи Анн Аркадьевн». Я не разсмотрлъ, да и переслалъ въ деревню къ Долли, а вчера она ужъ мн назадъ прислала. Я нынче веллъ къ теб отнести. Да, поздравляю. Я, душа моя, такъ искренно радъ, что вс твои мученья, моей бдняжки милой, кончатся. И въ самомъ дл, что за глупость съ его стороны не соглашаться. Ну, прощай, душа моя, `a ce soir, [1756] сказалъ онъ, тронувъ пальцемъ въ перчатк кучера и рукою длая жестъ поклона.

Срые кровные рысаки дружнымъ ходомъ, безъ секундъ версту, несли щегольскую, чуть покачивавшуюся на мягкихъ рессорахъ игрушку коляску. Анна, прислонясь къ углу и закрывшись зонтикомъ, представляя видъ довольства, красоты и счастья, катилась къ дому и не думала, а съ ужасомъ прислушивалась къ тому безсмысленному и страшному клокотанію, которое происходило въ ея душ и угрожало ей чмъ то ужаснымъ. «Кити Левина боится меня, чтобы не заразиться той грязью, въ которую я упала, а онъ у нея бываетъ и не говоритъ мн. Я длала avances[1757] Грабе, и онъ сказалъ мн, что мое время прошло. Онъ былъ честолюбивъ. Онъ погубилъ карьеру и не любитъ меня. Онъ влюбленъ въ Машу, воспитанницу. Онъ влюбленъ въ Кити по прежнему, – она не замчала, что вмст это не могло быть, – онъ скрываетъ отъ меня, онъ лжетъ, я ненавижу. Я рада, что я погубила его. Я бы желала убить его».

Пріхавъ домой, она увидла, что его нтъ, но спросила:

– Алексй Кириллычъ не прізжалъ? Какой отвтъ?

Ей подали записку: «Я не могу измнить своего общанія провести день у maman; вечеромъ я буду». Не снимая шляпы, она[1758] сидла въ гостиной съ этой запиской въ рукахъ, когда вошла Аннушка и напомнила:

– Неугодно ли снять шляпу и переодться? Да вотъ письмо отъ Степана Аркадьича, принесъ кучеръ.

– Аннушка, что мн длать?[1759]

Анна взяла письмо и, какъ наказанное дитя, съ изогнутымъ отъ готовыхъ рыданій ртомъ,[1760] сидла неподвижно.

– Чтожъ объ этомъ такъ сокрушаться, матушка? – сказала Аннушка,[1761] какъ будто понимая.

Анна вскочила.

– Ступай,[1762] уйди, уйди.

[1763]Аннушка вышла.

«Да, что мн длать? Что мн длать? Когда это было, что все было такъ ясно? Давно. Нтъ, нынче». Она взглянула на письмо. «Что мн читать! Что мн за дло! Да, но Стива говоритъ, что Алексй Александровичъ согласенъ на разводъ. Можетъ быть, и точно я не была права! Зачмъ я отказалась, зачмъ я мучала его? Можетъ быть, возможно еще. Смириться, помириться, выйти замужъ, ухать!»

И вдругъ она ясно поняла на мгновенье, что все то, что ей представлялось, есть выдумки ревности. «Можетъ быть, онъ любитъ еще? Да, но какже онъ не понялъ, какъ я мучаюсь, и не пріхалъ? Какъ же онъ обманывалъ меня, не сказалъ, что былъ у Кити? Нтъ, все кончено. Да и меня нельзя любить. Грабе напомнилъ мн, что я стара. И все, что было во мн, онъ взялъ. Онъ гордится, онъ хвасталъ мною, и теперь я не нужна ему. Нтъ, я ненавижу его. Нтъ, все кончено. Но что же длать? Что длать? Я пропала».

Чтобы спасти себя отъ злобы и отчаянія, которыя душили ее, чтобы развлечься, она распечатала письмо Алекся Александровича и стала читать.[1764] «Но письмо сейчасъ прочтется, и тогда длать нечего». Она позвонила.

– Скажи, чтобы лошадей не отпрягали. Мн надо хать. Или, если они устали, чтобы запрягли другихъ, разгонныхъ. Мн надо хать.