Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

[268]Несмотря на то, что онъ спалъ уже 3-ю ночь вслдствіи ссоры съ женой[269] не въ спальн жены,[270] а на сафьяновомъ диван въ своемъ кабинет, сонъ Степана Аркадьевича Алабина былъ также[271] тихъ и сладокъ, какъ и обыкновенно,[272] и въ обычный часъ, 8 утра, онъ сталъ ворочать с боку на бокъ свое[273] тло на пружинахъ дивана и тереться лицомъ о подушку, крпко обнимая ее, потомъ открылъ глаза,[274] слъ на диван и, сладко улыбаясь, растянулъ,[275] выставивъ локти, свою широкую грудь, и улыбающіеся румяныя губы перешли въ звающія. «Да что бишь? – думалъ онъ, вспоминая сонъ. – Миша Кортневъ давалъ обдъ въ Нью Іорк на стеклянныхъ столахъ, да и какія то маленькія женщины, а хорошо. Много еще что то тамъ было отличнаго, да не вспомнишь. А надо вставать»,[276] сказалъ онъ себ, замтивъ кружки свта въ проденныхъ молью дыркахъ суконныхъ сторъ и ощущая[277] холодъ на тл отъ сбившейся простыни съ сафьяннаго дивана. «Вставать, такъ вставать». Онъ быстро скинулъ ноги съ дивана,[278] отыскалъ ими шитыя женой – подарокъ къ прошлому рожденью – золотисто сафьянныя туфли и по старой, 9-лтней привычк потянулся рукой къ тому мсту, гд въ спальн у него всегда вислъ халатъ, и тутъ вдругъ вспомнилъ, какъ и почему онъ спитъ не въ спальн, а въ кабинет, и улыбка исчезла съ его красиваго[279] лица. Онъ[280] сморщился. Лицо его приняло на мгновеніе выраженіе[281] испуганное и виноватое.

– AAAA!, – промычалъ онъ, вспоминая все, что было.

Было то, что любовная записка его къ Лидіи Ивановн Шеръ, бывшей у нихъ въ дом гувернанткой, попалась въ руки жен однимъ изъ тхъ необыкновенныхъ случаевъ, которые какъ нарочно придуманы для того, чтобы длать людей несчастными, и началось то, чего никакъ и ожидать нельзя было. Оказалось то, чего еще меньше ожидалъ Степанъ Аркадьичъ, – что жена его теперь только, посл 9 лтъ, открыла, что онъ никогда не былъ ей вренъ. Онъ хотя и никогда не думалъ хорошенько объ этомъ, но предполагалъ, что она подозрваетъ и не хочетъ доходить до подробностей. Оказалось, что вслдствіи этой попавшейся записки[282] жена пришла въ неистовство и съ пятью человками дтей и съ 6-мъ въ брюх объявила ему, что она жить съ нимъ не будетъ и разойдется. Если бы это сказала другая женщина, Степанъ Аркадьичъ, можетъ быть, и не обратилъ бы на эту угрозу вниманія, но жена его была (онъ признавалъ ее такою) твердая, ршительная, прекрасная женщина, которая не любила говорить фразъ, а что говорила, то и длала. И вотъ прошло 3 дня. Она не[283] пускала его себ на глаза, и онъ зналъ, она что то длала, готовила съ своей матерью.

– Ие! Ие! – покряхтывалъ онъ съ гадливымъ выраженіемъ лица, какъ будто онъ испачкался въ вонючую грязь, вспоминая самыя тяжелыя для себя впечатлнія изъ этой первой сцены, и легъ опять на диванъ. «Ахъ, если бы заснуть опять. Какъ тамъ все это въ Америк безтолково, но хорошо было». Но заснуть уже нельзя было, и ему живо представилась эта первая минута, когда онъ, вернувшись изъ театра веселымъ и довольнымъ, увидалъ ее съ несчастнымъ письмомъ въ рук и съ столь преобразовавшимъ ея всегда доброе, милое, хорошее лицо выраженіемъ отчаянія и ненависти во взгляд. И при этой встрч, какъ это часто бываетъ, мучало его больше всего не самая неблаговидность своего поступка (онъ признавалъ ее), не та боль, которую онъ ей сдлалъ (онъ жаллъ ее всей душой), но его мучало боле всего та глупая роль, которую онъ съигралъ въ эту первую минуту.

Съ нимъ случилось то, что случается съ людьми, когда они неожиданно уличатся въ чемъ нибудь слишкомъ неожиданно постыдномъ. Онъ не съумлъ приготовить свою физіономію къ тому положенію, въ которое онъ становился передъ женой посл открытія его связи. Вмсто того чтобы оскорбиться, отрекаться, оправдываться, просить прощенья, остаться даже равнодушнымъ, его лицо, совершенно помимо его воли (видно, нервы не успли передать смысла впечатлнья), лицо его вдругъ очень мило и пріятно, хотя и нсколько насмшливо улыбнулось. Этаго онъ не могъ забыть и не могъ простить себ и чувствовалъ, что этимъ онъ погубилъ себя совершенно. Да, и тонъ ея и взглядъ, когда она сказала: «теперь мы чужіе, ни я, ни дти не могутъ оставаться съ вами»,[284] былъ такой, что она не можетъ измнить своему ршенію. «И посл такой моей глупой улыбки чтожъ она могла сказать и сдлать».