Полное собрание сочинений. Том 27.

Страшная нравственная пытка кончилась. Никто не узналъ, какъ онъ боялся, хотлъ уйти и не понималъ, зачмъ онъ здсь оставался. Наконецъ, можно вздохнуть, опомниться и обдумать то, чт'o было. Чт'o жъ было? Было то, что въ продолженіе семи мсяцевъ я боялся и мучался, скрывая отъ всхъ свое мученіе. Подвига, т. е. поступка, которымъ бы я могъ не то что гордиться, но хоть такого, который бы пріятно вспомнить, не было никакого. Вс подвиги сводились къ тому, что я былъ пушечнымъ мясомъ, находился долго въ такомъ мст, гд убивало много людей и въ головы, и въ грудь, и въ спину, и во вс части тла. Но это мое личное дло. Оно могло быть не выдающимся, но я былъ участникомъ общаго дла. Общее дло? Но въ чемъ оно? Погубили десятки тысячъ людей. Ну, и чт`o же? Севастополь, тотъ Севастополь, который защищали, отданъ, и флотъ потопленъ, и ключи отъ Іерусалимскаго храма остались, у кого были, и Россія уменьшилась. Так чт`o жъ? Неужели только тотъ выводъ, что я по глупости и молодости попалъ въ то ужасное, безвыходное положеніе, въ которомъ былъ семь мсяцевъ, и по молодости своей не могъ выйти изъ него? Неужели только это?

Юноша находится въ самомъ выгодномъ положеніи для того, чтобы сдлать этотъ неизбжный логическій выводъ: во-первыхъ, война кончилась постыдно и ничмъ не можетъ быть оправдана (нтъ ни освобожденія Европы или болгаръ или т. п.); во-вторыхъ, юноша не заплатилъ такую дань войн, какъ калчество на всю жизнь, при которомъ уже трудно признать ошибкой то, чт'o было причиной его. Юноша не получалъ особенныхъ почестей, отреченіе отъ которыхъ связывалось бы съ отреченіемъ отъ войны; юноша могъ бы сказать правду, состоящую въ томъ, что онъ случайно попалъ въ безвыходное положеніе и, не зная, какъ выйти изъ него, продолжалъ находиться въ немъ до тхъ поръ, пока оно само развязалось.

И юнош хочется сказать это, и онъ непремнно прямо сказалъ бы это. Но вотъ сначала съ удивленіемъ юноша слышитъ вокругъ себя толки о бывшей войн не какъ о чемъ-то постыдномъ, какою она ему представляется, а какъ о чемъ-то не только весьма хорошемъ, но необыкновенномъ; слышитъ, что защита, въ которой онъ участвовалъ, было великое историческое событіе, что это была неслыханная въ мір защита, что т, кто были въ Севастопол, слдовательно, и онъ — герои изъ героевъ, и что то, что онъ не убжалъ оттуда, такъ же какъ и артиллерійская лошадь, которая не оборвала недоуздка и не ушла, что въ этомъ великій подвигъ, что онъ герой. И вотъ сначала съ удивленіемъ, потомъ съ любопытствомъ мальчикъ прислушивается и теряетъ силу сказать всю правду — не можетъ сказать противъ товарищей, выдать ихъ; но все-таки ему хочется сказать хоть часть правды, и онъ составляетъ описаніе того, чт`o онъ пережилъ, въ которомъ юноша старается, не выдавая товарищей, высказать все то, чт`o онъ пережилъ. Онъ описываетъ свое положеніе на войн, вокругъ него убиваютъ, онъ убиваетъ людей, ему страшно, гадко и жалко. На самый первый вопросъ, приходящій въ голову каждому: зачмъ онъ это длаетъ? зачмъ онъ не перестанетъ и не уйдетъ? — авторъ не отвчаетъ. Онъ не говоритъ, какъ говорили въ старину, когда ненавидли своихъ враговъ, какъ евреи филистимлянъ, что онъ ненавидитъ союзниковъ; напротивъ, онъ кое-гд показываетъ свое сочувствіе къ нимъ, какъ къ людямъ-братьямъ. Онъ не говоритъ тоже о своемъ страстномъ желаніи добиться того, чтобы ключи Іерусалимскаго храма были бы въ нашихъ рукахъ, или даже, чтобы флотъ нашъ былъ или не былъ. Вы чувствуете, читая, что вопросы жизни и смерти людей для него несоизмримы съ вопросами политическими. И читатель чувствуетъ, что на вопросъ: зачмъ авторъ длалъ то, чт`o длалъ? — отвтъ одинъ: затмъ, что меня смолоду или передъ войной забрали, или я случайно, по неопытности, самъ попалъ въ такое положеніе, изъ котораго я безъ большихъ лишеній не могъ вырваться. Я попалъ въ это положеніе; и тогда, когда меня заставили длать самыя противоестественныя дла въ мір, убивать ничмъ не обидвшихъ меня братьевъ, я предпочелъ это длать, чмъ подвергнуться наказаніямъ и стыду. И несмотря на то, что въ книг длаются краткіе намеки на любовь къ царю, къ отечеству, чувствуется, что это только дань условіямъ, въ которыхъ находится авторъ.

Несмотря на то, что подразумвается то, что такъ какъ жертвовать своею цлостью и жизнью хорошо, то вс т страданія и смерти, которыя встрчаются, служатъ въ похвалу тмъ, которые ихъ переносятъ, чувствуется, что авторъ знаетъ, что это неправда, потому что онъ свободно не жертвуетъ жизнью, а при убійств другихъ невольно подвергаетъ свою жизнь опасности. Чувствуется, что авторъ знаетъ, что есть законъ божій: люби ближняго и потому не убій, который не можетъ быть отмненъ никакими человческими ухищреніями. И въ этомъ достоинство книги. Жалко только, что это только чувствуется, а не сказано прямо и ясно. Описываются страданія и смерти людей, но не говорится о томъ, чт`o производитъ ихъ.

35 лтъ тому назадъ и то хорошо было, но теперь уже нужно другое.

Нужно описывать то, чт'o производитъ страданія и смерти войнъ для того, чтобы узнать, понять и уничтожить эти причины.