Полное собрание сочинений. Том второй. Повести и рассказы (1848-1859)

Но боже мой! еще я слышу, какой звонкий смех сорвался с твоих губок, когда я предуведомил тебя, что герою романа, который я намерен рассказывать, еще не было одиннадцати лет, и объявил тебе, кто был этот герой. Но, слушай, резвушка: ведь сама же хотела ты, чтоб я рассказал что-нибудь такое, отчего бы воскресли пред тобою все любимые воспоминания твои, и, право, я ничего не мог лучше придумать, как рассказать тебе про мое первое счастье. Еще я помню слово в слово весь твой заказ и наказ, как рассказывать повесть, и, право, стоило бы его повторить, этот заказ твой, причудница. Дескать, так рассказать, чтоб Машенька, во-первых, никак не заснула, а напротив, чтоб было ужасно как любопытно слушать; во-вторых, чтоб вовсе не было трогательно, потому что Машеньке совсем не хочется плакать, да чтоб уж и не было очень смешно, затем что ей и смеяться тоже не хочется; в-третьих, чтоб отнюдь не было страшно, потому что Машенька, видите ли, уж и так прошлую ночь всю измучилась: какой-то страшный сон видела, уж какой — мы не помним, давно позабыли, а только очень был страшный сон. Ну, а потом чтоб не было длинно, а потом чтоб не было путаницы, — словом, чтоб мы прослушали тихо, спокойно, но только с большим, большим, с очень большим любопытством… Ну, чтоб, наконец, впечатление было точно такое же и чтоб Машенька точно так была рада слушать, как, помните (и это нам вдруг теперь вспомнилось, ни с того ни с сего залетело в головку!), во время наших вечерних прогулок прошлого лета, в деревне, когда мы оба так весело болтали, так взапуски друг другу рассказывали всё, что на ум приходило, и так резво, так радостно смеялись своей болтовне, что, кажется, только тогда и умели так хорошо говорить и смеяться, а теперь совсем разучились… И тут ты так чудно вся оживилась, среди целого роя милых видений прошедшего, внезапно воскресших в твоей горячей головке, так вдруг захотелось тебе заставить забиться причудливое сердечко свое на старый лад, что тотчас же было положено непременно так сделать, таким волшебствам быть, чтоб и в моем рассказе отразилось всё это прошлое счастье, чтоб как-нибудь припомнилось нам и всё прошлое лето, „когда мы всего только месяц как были знакомы“, и вся деревенская жизнь, и прогулки вечерние, и наши столетние липы подле дома, и роща за садом, и наше черемушное дерево, которое нам в окно подавало цветы свои и словно просилось к нам каждое утро, когда ты отворяла окно, а сочные темно-зеленые листья ворвутся, бывало, к нам в комнату, и скошенный луг, на котором убирали сено… помнишь, еще стал накрапывать дождь, и мы все бегали, с граблями в руках, с криком, смехом, весело, резво и —