Как и другим авторам «физиологий» 1840-х годов, Достоевскому манера поведения, привычки и вкусы героя важны не только как черты индивидуальные, но как приметы определенного типа — отставного, и не просто отставного, а отставного «из числа бывалых людей» (ср. у Д. В. Григоровича, который среди петербургских шарманщиков выделяет несколько «разрядов»: итальянских, русских, немецких и т. д. — см.: Физиология Петербурга. СПб., 1845, ч. 1, стр. 133–195).
«Отставной» подчеркнуто документален и фактографичен. Так, рассказ Астафия Ивановича о заграничном походе 1812 г. и о А. С. Фигнере сопровожден сноской повествователя: «Странный характер знаменитого Фигнера, вероятно, уже известен вполне каждому из читателей. Об нем встречается тоже много подробностей в известном романе г-на Загоскина „Рославлев, или Русские в 1812 году“» (см. стр. 424). В романе М. Н. Загоскина Фигнер выведен в образе артиллерийского офицера, с которым не раз, в самые решительные моменты жизни, встречается главный герой. Кроме указанного романа, о жизни Фигнера читатели могли узнать и из воспоминаний Д. В. Давыдова «Дневник партизанских действий» (
Близость «Рассказов бывалого человека» к очеркам «натуральной школы» отметил П. В. Анненков. «Нам кажется, если мы не ошибаемся, что оба эти рассказы порождены успехом „Записок охотника“ г. Тургенева», — писал он. «Но, — продолжал рецензент, — тут предстояла опасность, что читатели спросят, да не сидит ли этот бывалый человек постоянно где-нибудь за письменным столиком в Петербурге. Вероятно, в предчувствии подобного вопроса со стороны своих читателей, автор прибавил к заглавию в скобках: „Из записок неизвестного“, но внизу, однако ж, подписал большими буквами свое имя». Такой литературный прием Анненков не одобрил: это все, писал он, «маленькие хитрости, отзывающиеся наивной претензией» (
Мнение П. В. Анненкова, изложенное в статье «Заметки о русской литературе прошлого года», является единственным отзывом современной Достоевскому критики о «Рассказах бывалого человека». Анненков писал свою статью, ориентируясь на годовые обзоры русской литературы 1846 и 1847 гг. Белинского. Он утверждал, что идея рассказа «Честный вор» — «старание открыть те светлые стороны души, которые человек сохраняет на всяком месте и даже в сфере порока». Как и Белинский, Анненков одобрил «мысль заставить говорить человека недалекого, но которому превосходное сердце заменяет ум и образование». «Мы, — писал Анненков, — должны быть благодарны автору за подобную попытку восстановления (réhabilitation) человеческой природы». Сцену «немого страдания бедного пьянчужки Емели» критик назвал одним из «действительно прекрасных мест в повести» (там же, стр. 5).
р. 89.
———
р. 422.
р. 423.
р. 423.
р. 425.
ЕЛКА И СВАДЬБА
(Стр. 95)
Автограф неизвестен.
Впервые напечатано:
Печатается по тексту