„....Нынче въ 10 часовъ отправился нашъ милый странникъ въ путь свой, здоровый и даже веселый. Мы съ нимъ простились у самаго дилижанса, до котораго я его проводилъ. Ему будетъ хорошо хать. Повозка теплая, просторная; онъ не одинъ; хлопотъ не будетъ никакихъ до самаго Берлина. Дорога теперь хороша, и зда будетъ скорая. Въ Берлин ему будетъ, надюсь, пріятно. Я снабдилъ его письмами въ Ригу, Берлинъ и Парижъ. Въ Риг одинъ мой добрый пріятель поможетъ ему уладить свои экономическія дла, то есть размнять деньги выгоднйшимъ образомъ. Въ Берлин мое письмо познакомитъ его прозаически съ нашимъ посломъ, который дастъ ему рекомендательныя письма дале, и поэтически съ Гуфландомъ, который потшитъ душу его своею душою. Въ Париж онъ найдетъ Тургенева, котораго я просилъ присосдить его къ себ, и быть ему руководцемъ на Парижскомъ паркет. Для меня онъ былъ минутнымъ милымъ явленіемъ, представителемъ яснаго и печальнаго, но въ обоихъ образахъ драгоцннаго прошедшаго, и веселымъ образомъ будущаго, ибо, судя по немъ и по издателямъ нашего домашняго журнала (особливо по знаменитому автору заговора Катилины) и еще по Мюнхенскому нашему медвженку, въ вашей семь заключается цлая династія хорошихъ писателей — пустите ихъ всхъ по этой дорог! Дойдутъ къ добру. Ваня — самое чистое, доброе, умное и даже философическое твореніе. Его узнать покороче весело. Вы напрасно такъ трусили его житья-бытья въ Петербург: онъ не дрожалъ отъ холода, не терплъ голода въ трактир; онъ просто жилъ у меня подъ роднымъ кровомъ, гд бы и вамъ было мсто, если бы вы его проводить вздумали, и напрасно не вздумали. Къ несчастію, по своимъ занятіямъ, я не могъ быть съ нимъ такъ много, какъ бы желалъ, но все мы пожили вмст. Я познакомилъ его съ нашими отборными авторами; показывалъ ему Эрмитажъ. Боле вмст нигд быть не удалось. Но отъ него не убжитъ: черезъ 2 года вы прідете его встртить здсь, и вмст съ нимъ и со мною все осмотрите. Удивляюсь, что вы не получали писемъ отъ него. Онъ писалъ ихъ нсколько разъ съ дороги и почти всякій день изъ Петербурга. Я не писалъ отъ того, что онъ писалъ. Теперь пишу объ немъ, чтобы вы были совершенно спокойны на его счетъ: здоровъ и веселъ. До извстной вамъ раны я не прикасался, дорога затянетъ ее...”.
27 Января, Воскресенье, Рига.
„Вотъ онъ
27 Января.