Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

„…Я ошибся вчера числомъ и вмсто 26 поставилъ 27. Сегодня, т.-е. въ Понедльникъ, я послдній день въ Риг и завтра вмст съ свтомъ вызжаю въ Кенигсбергъ, куда нанялъ извощика за 40 руб. сер. Это очень дешево по мннію цлой Риги, потому что я познакомился почти съ цлой Ригой у милаго, почтеннаго, толстаго, добраго Петерсона, который совершенно плнилъ меня своею добротою, добродушіемъ, готовностію къ добру и умньемъ его длать. Весело видть человка, котораго почти каждая минута посвящена польз и добру. Онъ пользуется здсь всеобщимъ уваженіемъ и заслуживаетъ его боле, чмъ кто другой. Das Rechte — вотъ его цль, его любовь, его божество. Въ два или три дня, которые я пробылъ здсь, я усплъ уже узнать его такъ хорошо, что готовъ отвчать головою за каждый его поступокъ. Право, онъ усплъ уже сдлать столько хорошаго, показать столько доброты, сколько у другаго частнаго человка растянется на всю жизнь. Въ исполненіи своей должности онъ отличается какимъ-то рыцарствомъ законности, независимостію отъ постороннихъ толковъ и частныхъ волей (какъ вы говорите), самостоятельностію характера, твердостію, прямотою, и необыкновеннымъ знаніемъ дла и людей. Вотъ общая молва объ немъ всего города. Комната его съ утра до вечера набита людьми, изъ которыхъ одни приходятъ просить у него совта, другіе помощи, третьи услуги, четвертые приходятъ толковать о городскихъ новостяхъ, пятые ничего не длать, и для всхъ для нихъ достанетъ у него времени, охоты и веселости. Теперь особенно домъ его набитъ народомъ, потому что все почетное дворянство Остзейскихъ провинцій съхалось сюда провожать маркиза Паулучи, который черезъ недлю детъ въ Италію, оставляя свое мсто графу Палену. Со мной Петерсонъ обошелся такъ, какъ обходятся съ 20-лтнимъ другомъ. Но я разскажу вамъ все подробно: изъ Петербурга выхалъ я 22-го. Жуковскій, Мальцевъ, Титовъ и Кошелевъ провожали меня въ контору дилижансовъ. Вс провожавшіе меня общались въ тотъ же день писать къ вамъ. Напишите, кто сдержитъ слово. Дорога была довольно безпокойна, потому что дилижансы изъ Петербурга въ Ригу устроены скверно. Черезъ Дерптъ я прохалъ въ 2 часа ночи и не видалъ никого и ничего. Но только дышать Дерптскимъ воздухомъ и знать, что здсь университетъ, здсь Ласточка и проч. — все это такъ живо напоминаетъ нашего Петерсона и Языкова, что мн было въ Дерпт и весело и скучно. Въ Ригу я пріхалъ 25-го въ 12 часовъ, остановился въ трактир Петербургъ, напился кофе, выбрился, разложился; между тмъ пришло время обда, посл котораго я улегся спать и въ осьмомъ часу отправился къ прокурору Петерсону. У него я засталъ большое общество и музыку. Онъ самъ маленькій, толстый, плшивый, въ тепломъ пестромъ халат, сидитъ важно посреди комнаты въ большихъ креслахъ, которыя едва вмщаютъ его персону. Когда я отдалъ ему письмо отъ Жуковскаго и назвалъ свое имя, онъ вскочилъ, бросился обнимать меня и пришелъ въ совершенный восторгъ. Когда первый порывъ его кончился, прерванная музыка доигралась, то онъ повелъ меня въ другую комнату, прочелъ письмо Жуковскаго, говорилъ много объ немъ въ Дерпт, съ большимъ чувствомъ, съ большою душою, и разстроганный разговоромъ и воспоминаніемъ, досталъ кошелекъ, который подарила ему A. A. W. при прощаніи, и поцловалъ его со слезами, говоря, что это лучшее сокровище, которое онъ иметъ. На другой день этотъ кошелекъ отдавалъ мн на память. — Нужно ли еще разсказывать вамъ, какъ онъ обходился со мною? Интереснаго я въ Риг видлъ: 1) Die Domkirche, гд недавно отвалился камень и открылся замуравленный человкъ: это былъ рыцарь, заколовшій епископа въ этой же церкви. Вотъ повсть для Погодина. Церковь сама стара только снаружи, внутри все перекрашено, выблено и — чисто. 2) Домъ Шварцгейптеровъ, das Schwarzhaupterhaus, котораго зала превращена въ новую, но изъ подъ новаго можно отгадать и весело отгадывать бывшее старое. Я многое осматривалъ еще, но интереснаго, кром этого, не видалъ; былъ однако въ Мусс, смотрлъ водопроводъ и безпрестанно гляжу на памятникъ 12-го года, который стоитъ передъ моими окнами. Это такая же холодная металлическая слава, какая стоитъ у насъ на Красныхъ воротахъ, только вмсто Красныхъ воротъ узенькая колонна, вмсто Москвы Рига, вмсто — и проч. Забылъ еще интересное: постыдный столпъ, къ которому привязывали преступниковъ. — Довольны вы моею аккуратностію? Чего я не разсказалъ, то вы можете легко отгадать. Отъ васъ же писемъ здсь нтъ и Богъ знаетъ будутъ ли?”

11/23 Февраля. Берлинъ.

„Сегодня рожденіе брата. Какъ-то проведете вы этотъ день? Какъ грустно должно быть ему! Этотъ день долженъ быть для всхъ насъ святымъ: онъ далъ нашей семь лучшее сокровище. Понимать его возвышаетъ душу. Каждый поступокъ его, каждое слово въ его письмахъ обнаруживаютъ не твердость, не глубокость души, не возвышенность, не любовь, а прямо величіе. И этого человка мы называемъ братомъ и сыномъ!