Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Об дамы показывали ему живое участіе, и скоро онъ сдлался почти неразлучнымъ ихъ собесдникомъ на корабл. Он разсказывали ему о чудесахъ своего отечества, о жизни образованныхъ народовъ, о удовольствіяхъ избраннаго общества, о блеск баловъ, о волшебств театра, о свобод и достоинств, о законахъ чести, о правилахъ поединка, о преимуществахъ красоты и пола женщинъ, о слабостяхъ нкоторыхъ, о замчательныхъ происшествіяхъ, о нкоторыхъ смшныхъ и странныхъ приключеніяхъ, о Риме, о вр, о своей значительности при Двор, о своемъ знаменитомъ родств, богатыхъ владніяхъ и загородномъ замк, и великомъ Наполеон, о кофе съ сахаромъ и молокомъ — однимъ словомъ, обо всемъ, что, по ихъ мннію, должно было ему казаться новымъ и любопытнымъ, или могло дать ему высокое мнніе объ нихъ. Онъ слушалъ, спрашивалъ, длалъ свои замчанія, — и время проходило непримтно.

Путешествіе ихъ продолжалось довольно долго: корабль, для нкоторыхъ торговыхъ оборотовъ, долженъ былъ приставать къ островамъ, гд оставался по нскольку дней; а къ тому же и противный втеръ длалъ плаваніе весьма медленнымъ.

Графиня обладала такого рода красотою, которую обыкновенно называютъ величественною, но которую скоре можно назвать чувственною красотою. Высокій ростъ, полнота и стройность, голубые глаза, полузакрытые черными рсницами, маленькое лицо, выраженіе котораго безпрестанно измнялось, маленькій ротикъ, носъ, немножко поднятый къ верху съ видомъ беззаботности и легкомыслія, въ движеніяхъ гордое выраженіе достоинства, вмст съ какою-то роскошною мягкостью, голосъ чистый и бархатный, во всемъ существ сліяніе нжности и силы, величія и слабости. Однимъ словомъ, графиня принадлежала къ числу тхъ женщинъ, которыхъ можно и любить и ненавидть, которыхъ одно присутствіе дйствуетъ электрически даже на равнодушныхъ, о которыхъ воспоминаніе хранится въ отдльномъ ряду воображенія, и которыхъ ласки, какъ говорилъ N..., могутъ задушить живаго и одушевить мертваго.

Знакомство ея съ Александромъ становилось всякій день ближе и дружественне. Но многіе изъ ихъ сопутниковъ на корабл, замчая ея короткое обращеніе съ счастливымъ юношей, уже начинали предполагать между ними гораздо боле согласія, чмъ было въ самомъ дл.

Однажды корабль присталъ къ одному изъ острововъ Архипелага. Попутчики разошлись по городу. Александръ остановился въ загородной гостиниц, которой нижній этажъ заняли дв дамы. Весь день провели они вмст, гуляя по прилежащему саду. Когда они возвратились домой, уже взошла луна. Они сли на балкон. Разговоръ становился безпрестанно живе и откровенне. Они были одни. Вокругъ тнистыя деревья едва шевелили листьями.

„Вы не можете понять, — говорила графиня Александру, — какія тяжелыя минуты переноситъ иногда сердце женщины, скованной свтскими приличіями. Съ самаго дтства она невольница чужаго разсчета. Ей не позволено вздохнуть отъ сердца; слово отъ души ставятъ ей въ преступленіе. Вмсто всего счастія, которымъ наслаждаться могутъ, хоть не умютъ, женщины низшаго круга, мы должны ограничиться одною выгодою: казаться счастливыми, внушать зависть къ тмъ благамъ, которыми мы не наслаждаемся! Не успвши оглянуться въ жизни, должны мы на вки подчинить судьбу свою человку постороннему, который часто и остается навсегда постороннимъ для сердца. Намъ говорятъ: богатство! знатность! мсто въ обществ! прежде чмъ мы понимаемъ — какой смыслъ подъ этими звуками. Насъ ловятъ на блескъ, какъ эту ночную бабочку можно поймать на свчку. А посл, вмст съ желзнымъ приличіемъ, является долгъ, честь и другія слова, неопровергаемыя, убійственныя сердцу, которое для жизни”...

„Бдная графиня! Мн жаль васъ отъ всей души!”

„Александръ! Я вижу въ глазахъ вашихъ непритворное участіе; благодарю васъ! Это благо рдкое и безцнное! Не могу сказать вамъ, какъ утшительно для меня встртить прямое и чистое чувство!”

„О! вы можете быть въ немъ уврены, графиня. Ваша дружба для меня дло священное...”

„Дружба... Александръ! дайте мн руку вашу... да, я принимаю вашу дружбу... Чистая, прекрасная душа! Еще не испорченная жизнью, еще не замаранная разсчетомъ, не искаженная притворствомъ! Какая пустыня, какая неприступная крпость сберегла это сокровище отъ заразы людей? Александръ!.. Сядьте сюда... я хочу видть насквозь эту прекрасную душу въ вашихъ глазахъ... еще ближе ко мн... Александръ... скажите мн... любили вы когда-нибудь?

„Графиня, — отвчалъ Александръ дрожащимъ голосомъ, самъ не понимая причины внутренняго волненія, — то, что у васъ называется любовью, то, что пишутъ въ вашихъ книгахъ... кажется, для меня чувство незнакомое. Но если глубокая сердечная преданность одному существу есть любовь, да! я ее знаю. Но для чего этотъ вопросъ? Онъ разбудилъ въ душ моей тяжелое чувство... Графиня! говорите мн о себ! Мн лучше слушать васъ, чмъ отвчать вамъ”.