Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Въ дополненіе этаго я еще скажу теб, что правительство теперь вольныхъ хлбопашцевъ уничтожаетъ и обращаетъ ихъ въ Государственные крестьяне. Вчера еще слышалъ я, что огромное Демидовское имніе (кажется 6 т. душъ), которое было вольными хлбопашцами, теперь обращено въ Государственныхъ крестьянъ подъ общее управленіе окружныхъ чиновниковъ. — Каково будетъ твоимъ крестьянамъ, заплативши теб 100 т. вдругъ очутиться подъ властію чиновника, который заставитъ ихъ платить двойной оброкъ противъ того, который они платятъ теб? Потому что, казенный оброкъ вмст съ окладомъ на жалованіе чиновникамъ или управляющимъ боле 8 р. серебромъ съ души, тогда какъ теб они платятъ около 4 р. сер. Съ души. — Но сколько еще сходитъ съ Государственныхъ крестьянъ незаконныхъ поборовъ, и сколько несправедливостей отъ пьяныхъ и полномочныхъ писарей, отъ волостныхъ, отъ окружныхъ и пр.!! — Сколько соблазновъ къ беззаконному дйствованію посредствомъ подкуповъ! — Какая опасность отъ откупщиковъ, которые могутъ поставить у нихъ кабаки, харчевни, противъ ихъ воли дать имъ соблазнъ и пр. Возьми еще и то въ соображеніе, что выплачивая теб откупную сумму они непремнно войдутъ въ зависимость ростовщиковъ, которые высасываютъ обыкновенно всю нравственную кровь у крестьянъ; а ты сама, между тмъ, получая ихъ выкупъ не вдругъ, а по срокамъ, непремнно истратишь деньги по мр ихъ полученія и потомъ останешься безъ ничего, и не будешь въ состояніи быть полезною никому, сдлавъ еще вредъ мужикамъ.—

Вотъ мое мнніе. Обсуди его безъ страсти и пристрастія. Если же, разсудивъ, ты останешься при своемъ намреніи, то прошу написать ко мн, и я тотчасъ же поду къ знающимъ это людямъ и пришлю теб форму условія и пр.

Еще одно считаю теб не лишнимъ сказать: Если ты боишься, что посл твоей смерти положеніе крестьянъ твоихъ измнится, то ты можешь сдлать какое хочешь завщаніе и положить его для врности въ Опекунскій Совтъ, такъ, что крестьяне твои во всякомъ случа и несмотря ни на какихъ наслдниковъ будутъ посл тебя или обязанными на такихъ или другихъ условіяхъ, или совершенно свободными, смотря по тому, какъ ты сочтешь за лучшее. — Но для этаго хорошо бы было, чтобы завщаніе твое сдлано было въ тайн, чтобы не возбудить у крестьянъ мыслей, которыя могутъ быть имъ вредны прежде времени. — А покуда ты жива продолжай управлять ими какъ длала до сихъ поръ, бери съ нихъ легкій оброкъ, дай имъ свободу управлять собою, не предай ихъ въ обиду чиновниковъ, и они будутъ благословлять тебя такъ всегда, какъ теперь благословляютъ.

Обнимаю тебя. Твой братъ И. Киревскій.

(Приписка П. В. Киревскаго).

Я было хотлъ также писать къ теб нынче объ этомъ дл, но братъ прочелъ мн свое письмо и такъ какъ я съ этимъ мнніемъ совершенно согласенъ, какъ я уже и говорилъ теб прежде, то и не считаю уже нужнымъ повторять тоже. Пуще всего желаю, чтобы ты обдумала это какъ можно больше, и не спшила.

Крпко тебя обнимаю. Мы вс, слава Богу, здоровы.

10 марта.

Твой братъ Петръ К.

(Опять рукою И. В.)

Написавши это письмо, я отдалъ его Кошелеву, и при томъ разсказалъ, въ какомъ положеніи твои крестьяне находятся. Онъ сказалъ мн, что хотя онъ и эманципаторъ ex officio, однако теб ни какъ не посовтуетъ освобождать, а оставить какъ есть. Потомъ онъ написалъ прилагаемое письмо, въ которомъ совсмъ его немного запуталъ, я думаю отъ желанія проповдовать свою любимую тему. Посл того я его видлъ, и онъ тоже говоритъ, что теб никакъ не слдуетъ и нтъ причины эманципировать, и что ты сдлаешь этимъ только вредъ, а не пользу твоимъ крестьянамъ. А въ письм его это не такъ ясно.

Обнимаю тебя еще разъ.

18.

(МОСКОВСКИМЪ ДРУЗЬЯМЪ)[49].

(Мартъ—апрль 1847 г.).

28-го Марта[50] въ день 700 лтія Москвы, не смотря на ужасную дорогу, не смотря на нкоторыя домашнія обстоятельства, которыя требовали моего присутствія дома, я отправился черезъ всю Москву на Двичье поле къ М. П. Погодину, потому что зналъ, что у него собираются въ этотъ день нкоторые изъ моихъ друзей, люди, соединенные между собою, кром многихъ разнородныхъ отношеній, еще особенно общею имъ всмъ любовью къ Москв, съ именемъ которой смыкается боле или мене образъ мыслей каждаго изъ насъ, представляя съ этой стороны преимущественно точку взаимнаго сочувствія. Я надялся, что когда такіе люди соберутся вмст во имя Москвы, и безъ того соединяющей ихъ мысли, то самое это обстоятельство оживитъ въ нихъ сознаніе ихъ взаимнаго сочувствія. Сознаніе это, думалъ я, возбудитъ въ нихъ потребность отдать себ отчетъ въ томъ, чт`o именно есть общаго между всми и каждымъ; узнать, чт`o остается еще разногласнаго, искать средства разршить это разногласіе и наконецъ понять возможность сочувствія боле полнаго, боле живого, боле живительнаго и плодоноснаго. Я ожидалъ много отъ этого дня. По камнямъ и грязи, въ саняхъ, шагомъ, тащился я полтора часа, довольно мучительно подпрыгивая на толчкахъ и ухабахъ. Но чмъ трудне было путешествіе, тмъ боле утшался я мыслію, что люди, которые ршатся на такой трудъ, вроятно, сдлаютъ это не безъ цли.