Мы надемся видть тебя въ проздъ черезъ Москву, когда ты, какъ говорятъ, подешь осматривать твои вдомства. Очень бы хорошо было, еслибъ жена твоя похала съ тобою и еслибы вы побольше пробыли въ Москв. Особенно теперь пора оставить Петербургъ, съ его холернымъ воздухомъ и не-Русскимъ духомъ, дрожащимъ отъ Австрійскаго кулака. — Цыгарка испугала медвдя. Здсь почти вс сословія доходятъ до отчаянія извстіями о нашихъ уступкахъ, а у васъ, говорятъ, не скрываясь, боятся войны и просятъ мира. Если правда, то можно ли оставаться здоровымъ въ такомъ воздух, который такъ здоровъ для Нмцевъ? Я воображаю, въ какое негодованіе приходитъь Аполлина Михайловна отъ дйствій этихъ не-Гоголевскихъ мертвыхъ душъ. Ея прекрасная нетерпимость къ гадостямъ должна еще несравненно больше страдать отъ гадостей нравственныхъ, чмъ отъ гадостей художественныхъ. Потому узжайте поскоре въ глубь Россіи, хоть на короткое время отдохнуть посреди благородныхъ душъ ревизскихъ, отъ духоты мертвыхъ душъ, управляющихъ живыми, не красня. А между тмъ, по дорог, зазжайте въ Москву и дайте намъ возможность видть васъ и удовольствіе выразить лично, какъ много и какъ отъ всей души любимъ мы васъ. — Говоря
ОПТИНСКОМУ СТАРЦУ МАКАРІЮ[65].
Искренно-любимый и уважаемый Батюшка! Сейчасъ прочелъ я Ваше письмо изъ Калуги къ Н. П. и теперь же хочу поздравить Васъ съ полученіемъ наперснаго креста. Хотя я и знаю, что ни это, ни какое видимое отличіе не составляютъ для Васъ ничего существеннаго, и что не такія отличія Вы могли бы получить, если бы сколько нибудь желали ихъ, — однакоже все почему-то очень пріятно слышать это. Можетъ быть потому, что это будетъ пріятно для всхъ любящихъ Васъ. Мы всегда видли, какъ Вы внутри сердца Вашего носите крестъ Господень и сострадаете Ему въ любви къ гршникамъ. Теперь та святыня, которая внутри любящаго сердца Вашего, будетъ очевидна для всхъ на груди Вашей. Дай, Боже, чтобы на многіе, многіе и благополучные лта! Дай, Боже, многіе лта за то и благочестивому Архіерею нашему.
Другая часть письма Вашего произвела на меня совсмъ противоположное дйствіе. Вы пишите, что страдаете отъ безсонницы, и что четыре ночи совсмъ не могли заснуть. Это, кром того, что мучительно, но еще и крайне вредно для здоровья. Не иметъ ли на это какое нибудь вліяніе послобденный чай? Потомъ думаю я и то, что сонъ Вашъ отнимаютъ заботы о всхъ насъ гршныхъ, которые съ нашими страданіями и грхами къ Вамъ относимся. Вы думаете, какъ и чмъ подсобить требующимъ Вашей помощи, и это отнимаетъ у Васъ спокойствіе сердечное. Но подумайте, Милостивый Батюшка, что душевное здоровье всхъ насъ зависитъ отъ Вашего тлеснаго. Смотрите на себя, какъ на ближняго. Одного вздоху Вашего обо всхъ насъ вообще къ Милостивому Богу довольно для того, чтобы Онъ всхъ насъ прикрылъ Своимъ теплымъ крыломъ. На этой истинной вр почивайте, Милостивый Батюшка, на здоровье всмъ намъ. Отгоните отъ себя заботливыя мысли, какъ враговъ не только Вашего, но и нашего спокойствія, и, ложась на подушку, поручите заботы объ насъ Господу, Который не спитъ. — Ваша любовь, не знающая границъ, разрушаетъ тло Ваше.
ЕМУ-ЖЕ[66].
Многоуважаемый и искренно любимый Батюшка!