Полнолуние

Вечер угас тихо, но к ночи тьма над Мазовецкой землей непроглядно сгустилась, откинув вуаль сумерек, и небо налилось чернотой. Приближалась первая гроза, возвестившая о вступлении весны в свои права громовыми фанфарами. Она не таилась в тени ночи, а сразу смела звезды и расколола небеса. Изорвала в клочья синий бархат и хлынула на землю невиданным богатством красок: от ослепительно-белого до зловещего лилового. Ливень надвигался извне, капля за каплей, не спрашивая дозволения, угрожал перевернуть небеса и сокрушить мироздание.

Между тем Эдгар тяготился банальнейшей скукой. Тучи разогнали сновидения, деревенский воздух одурманивал, ароматы черемухи и сирени проникали даже в самые отдаленные уголки дома. Ведомый бессонницей, Эдгар направился в библиотеку, чтобы отыскать там какую-нибудь забытую, некогда любимую книгу и почитать на сон грядущий. Он шел по темному коридору второго этажа, который занимал вдвоем с сестрой. В доме не осталось ни единой бодрствующей души. Слуги рано потушили светильники, чтобы поскорее погрузиться в сон и оставить позади эту неспокойную ночь, да и пугливая Эва, надо полагать, покоилась в белоснежной кроватке, пряча лицо в подушку.

По пути в библиотеку Эдгар свернул на неприметный боковой балкончик, чтобы вдохнуть нежный запах цветов, молящих о дожде, и полюбоваться зарницами. Он вовсю наслаждался грозой. Волнение в природе вызывало смутный отклик в душе, и ему нравилось блуждать по лабиринту своих путаных мыслей, вооружившись одной лишь свечкой, пока громовые удары сотрясают землю. Не успев повернуть на балкон, он заметил там нечто белое, развевающееся на ветру. Приглядевшись в грозовом ослеплении, Эдгар распознал женскую фигуру, светлую и бесплотную, судя по тому, с каким бесстрашием она перекинулась через край балкона, напоминая пустое платье.

– Мама… – прошептал он и осторожно двинулся к ней, стараясь не спугнуть привидение.

Женщина обернулась, взвизгнув, и Эдгар понял, что это всего лишь Эва, его сумасбродная сестричка, которая пришла сюда перед сном, привлеченная тем же небесным огнем. Она куталась в шаль и закрывалась хрупкой рукой от надвигающейся грозы, предчувствуя, что буря собирается над ней самой.

– Прости, я напугал тебя, – таинственным шепотом проронил Эдгар. Свеча у него в руке потухла, источая ароматную струйку дыма.

Эвелина зябко передернула плечами и ответила почему-то тоже шепотом, как будто они могли разбудить дом, погруженный в оцепенение сна.

– Ты знаешь, я с малолетства боюсь грозы, но не могу устоять перед силой стихии. Она завораживает меня, я становлюсь сама не своя. Это какое-то наваждение… И цветы так чудесно пахнут… Наверно, это опасно? Я боюсь, в дом вот-вот ударит молния.

Эвелина напоминала мраморное изваяние, только глаза виновато поблескивали в темноте. Порывистый ветер разметал ее косы и срывал защитные покровы, а она не замечала этого. Внезапная вспышка выхватила фигуру Эвелины из тумана одежд и осенила ее живую трепетную красоту. На миг стало светло как днем, а затем все вновь окунулось в холодный мрак. Поглощенный раздумьями, Эдгар небрежно обнял Эвелину за плечи – то было первое проявление братской нежности за последние месяцы, когда они почти не виделись. Так и стояли две призрачные фигуры плечом к плечу, ослепительно отражаясь в темном стекле французского окна, как в зеркале. Брат и сестра молча смотрели на сад перед ними, неразличимое сплетение ветвей, клубок мрака. Деревья дышали, шелестели и шептались в предвкушении дождя. Черемуха и сирень, обычно соперничающие друг с другом, рождали слитный головокружительный аромат, испуская дух перед ливнем, что грозил сбить пышные кисти на землю, в грязь. К ним примешивался пьянящий запах какого-то цветка, невидимого глазу, табака или ночной фиалки. Эдгар первым обрел чувство времени и нарушил их безмолвное единение.

– Пойдем отсюда, – нехотя произнес он, тронув Эвелину за плечо, – сейчас разразится гроза…

Рука об руку они пошли по длинному коридору, ежесекундно озаряемому молниями. Дрожащий пепельный отсвет мелькал повсюду, отражаясь от стен и создавая иллюзию зеркал. Тьма казалась вездесущей и многоликой, и в зареве ее мерцающих улыбок монументальный дом, построенный на века, принимал вид руин старинного замка, населенного призраками. Коридор казался бесконечным и извилистым, уводя прочь от реальности. Эвелина безуспешно боролась с ужасом и старалась ступать ровно, приникнув к плечу Эдгара. Наконец они остановились между своими комнатами, которые располагались по соседству – слишком близко среди нежилых покоев. Эдгар поднес к губам ее руку, которую не выпускал в последние минуты, и задержал в прощальном промедлении, когда яркая вспышка молнии разорвала рукопожатие и повязала их в ночи змеящейся нитью страха. Эвелина судорожно вцепилась в рукав Эдгара, при этом отпрянув и рванув тонкий батист, и он смог различить даже во тьме, как блестят ее расширившиеся зрачки.

– Посиди со мной, – сжалился он, – переждем грозу вместе. Должно быть, она скоро пройдет.