Читаем Полоса отчуждения полностью

— Старик, какой деликатес! Дожить до моего возраста и не знать вкуса соленых грибов… Я несчастнейший из смертных и в то же время самый удачливый из них: приехал в лесные края, в самую глушь, встретил щедрого человека. Теперь мне ясно, что тут вмешался перст судьбы: старик, у тебя явные литературные способности. Не разменяй их на сочинения деловых бумаг. Литература — дело самое достойное. Именно писатели определяют степень продвижения человечества вперед, к светлому будущему, и мы должны — ты слышишь? — попасть в их число.

Он и дальше распространялся в том же духе — и, признаюсь, смутил меня, смутил…

9

Итак, я работал в то время в районном отделе культуры инспектором. Инспектировать, собственно, мне ничего не приходилось, а вот сидел я в своем отделе и писал отчеты, справки, ответы на официальные запросы, сам запрашивал у сельских библиотек да клубов отчеты да текущие сведения.

Мне приходилось иногда бывать на партийно-хозяйственных активах, на сессиях и совещаниях, где собирались районные тузы — руководители сельского хозяйства, торговли, промышленности. Мне нравилось это, я даже волновался, сидя среди множества солидных людей, и все вопросы, которые «поднимались», и проблемы, которые «ставились», казались мне интересными, нужными, важными.

Во время перекуров я бочком присоединялся то к одной группе беседующих, где неторопливо говорил председатель райпотребсоюза:

— А кто мне откроет финансирование? Сметная стоимость — восемьдесят тыщ! Вот я и строю хозспособом, провожу по графе капитального ремонта…

Или к другой, где доверительно настаивал директор знаменитого птицесовхоза, придерживая за пуговицу руководителя строительной организации:

— Мне главное — найти исполнителей. Если вы возьметесь — мы переведем кур на клеточное содержание, станем откармливать на мясо суточных петушков…

Или к третьей, где горячился начальник управления сельского хозяйства:

— Трех ремонтных телок сдали на мясо! Да это же преступление! За это судить надо по всей строгости закона!

Я улыбался изворотливости председателя райпотребсоюза, который строит себе контору неведомым мне хозяйственным способом; сочувственно смотрел на директора птицесовхоза, который ищет неведомого субподрядчика; и хмурился рядом с возмущенным начальником сельхозуправления, хоть черт ли поймет, что это за ремонтные телки и почему нельзя сдавать их на мясо. Но постепенно я постигал разницу между подрядчиком и субподрядчиком, научился отличать проектное задание от сметной стоимости и уже знал, что «ремонтные» телки не значит «отремонтированные».

Хотя все это не имело к моим прямым обязанностям никакого отношения.

Все бы ладно, однако с заведующим отделом культуры, то есть с моим непосредственным начальником, я не поладил с самых первых дней: конфликты у нас возникали часто, по нескольку раз на дню. Он методично устраивал мне разносы, я же в ответ ни гугу. Но мое молчание отнюдь не означало смирение и послушание, скорее наоборот; это была форма протеста и упрямого сопротивления, отчего мой заведующий бесился еще более.

Фамилия его была Пыжов, и она странным образом соответствовала ему (бывают же такие фамилии — словно зеркальное отражение характера человека!). Каждый день он напыживался сухой злостью и время от времени взрывался так, что в комнате у нас пахло пороховой гарью.

Психологическое напряжение нарастало от одного такого взрыва к другому, оно было растворено в воздухе и существовало даже само по себе, независимо от нас; дело шло к развязке: меня могли уволить с самой плохой мотивировкой, что было чревато. В то же время — как я мог это предотвратить?

Вот издавал Пыжов приказ ехать мне, скажем, в село Ново-Юрьево, чтобы проверить работу клуба и библиотеки. Пешком туда не дойдешь — это на другом берегу Волги — надо садиться на катер, а билет стоил около пятидесяти копеек в одну сторону; немного, но ведь и полтинник — деньги! Оклад же у меня — всего семьдесят два рубля, из него еще вычтут подоходный и бездетный налоги, да надо заплатить профсоюзные и комсомольские взносы, да кому-нибудь долг вернуть в размере трешницы или пятерки… Таня зарабатывала не больше моего, а мы сына ждали — приданое ему готовили… в общем, чего там, каждая копейка на счету. На работу в автобусе я не ездил, в буфет обедать не ходил, даже курить бросил — все по причине крайнего безденежья. Так что мне на командировку нужен был аванс в размере хотя бы одного рубля. А мне его не давали, поскольку командировочные средства работниками райисполкома почему-то уже были неосмотрительно израсходованы; обещали оплатить проезд на катере в будущем году, но ведь до него еще дожить надо! Чем я залатаю рублевую дырку в семейном бюджете?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза