Полоса отчуждения

В сарае, как и накануне, его поразил развал старого хлама: сундук без крышки и с прогнившим дном, кадушки без обручей, ящики с неведомо откуда взятыми ржавыми гайками, гнутыми гвоздями, перегорелыми радиолампами, шайбами стальными и резиновыми, расколотыми штепселями… банки-склянки в рваных корзинах. По стенам висели прелые мотки веревки, ржавой проволоки, решета без решетных полотен, грабли без зубьев, мятые ведра и корзины без днищ, разбитое деревянное корыто явно из сказки о рыбаке и рыбке… В углу стояли ручки без вил, вилы без ручек… Почему-то оказалось сразу три детских коляски, старые, ржавые… небось от квартирантов в наследство достались. И тут же прислонена была к стене здоровенная кувалда.

К чему матери все это? Зачем она хранит?

— Мда, — только и сказал он, оглядев развал добра. В дело годились разве что ржавые гвозди в одном из ящиков, да и то при ближайшем рассмотрении они оказались горелыми. Должно быть, мать добывала их из печной золы.

Он еще раз осмотрел, чем располагает для работы: гвозди, топор… молотка нет! А должен бы быть. Порылся на полке, вместо молотка отыскал ржавую стамеску…

— Лень, вот я еще одни принесла, — послышалось от двери, — глянь, какие хорошие, совсем без заплат, еще крепкие. Только маленько в краске.

— Да не надо, мам!

— Как же «не надо»: жалко эти-то!

— Чего их жалеть? Старые.

— Вот озырь упрямой! Ты ему одно, а он поперек.

— Ладно, не ругайся. Лучше скажи, у тебя молоток где?

— А почто он тебе?

Сначала объясни ей, «почто» нужен молоток, а потом уж она скажет, где тот лежит.

— Живей, живей, мам! Есть молоток или нет?

— Должен быть, где-то видела как будто… — она заглядывала на полки, в ящики, — вот память-то дырявая… Буде, к Пикулевым сходить?..

Вместо молотка нашелся напильник, совершенно ржавый и щербленый. Леонид Васильевич выбросил его вон — мать тотчас подобрала.

— Мам, он не годится уже никуда, — возмутился он, теряя терпение. — Вишь, насечка ржавчиной изъедена?

— Дак почистить… послужит еще.

Положила принесенные брюки на поленницу, подобрала осколок кирпича, принялась отчищать напильник.

Махнув рукой и уже рассердясь, Леонид Васильевич отправился пришивать половицы на веранде.

Жена попалась ему навстречу: несла ворох какого-то тряпья.

— На терраске прибираюсь, — сказала она на ходу. — Выброшу, а?

— Да конечно! Снеси за сарай, потом сожжем.

Он деловито принялся за половицы в сенях: уж больно они хлябали! И справился с ними довольно быстро: на счастье переводы оказались целы, не погнили, и Леонид Васильевич только вогнал в пол десятка два длинных-предлинных гвоздей. Нина пришла, сообщила со смешком:

— Отняла она у меня этот хлам: ты что, говорит, на половые тряпки пригодятся.

— У нее этих тряпок целый сундук, — отозвался муж.

— Не спорить же с ней!

— Ох, неужели и мы с тобой в старости будем такие?

— Тише, идет!..

Мать пришла, деловито запихнула тряпки под кровать, что стояла в сенях, нагруженная досками и старыми половиками, а сыну протянула ободранный напильник, красный от ржавчины и кирпичной пыли:

— Вот, Лень…

— Да не нужен он мне, мам! Я новый куплю.

— Хороший еще напильник, — нахваливала она. — Может его в керосине вымочить?

— Уймись! Дай мне поработать!

Он сказал это уже в сердцах, и она обиделась.

— Да чего ты все мать-ту отчекиваешь! — вскричала она. — Я к нему по-хорошему, а ему все не так да не этак.

— Мам, не обижайся. В самом деле, не мешала бы ты мне, а?

— Не успел приехать, а все-то ему не так, — пробормотала она и ушла в дом.

— Ну вот, — вздохнул он. — Опять скандал. И что такое? По каждому поводу…

— А ты не груби матери. Слушайся ее: надень штаны, какие она тебе отыскала, за напильничек похвали.

Они засмеялись оба.

— Ой да Леня! — послышалось из дома. — Гляди-ко, купил… — Мать вышла оттуда с новеньким ковшичком в руках. — Уж больно хорош!

Так искрения и полна была ее радость, что сыну стало даже неловко.

— Шестьдесят копеек все и удовольствие! — пробормотал он. — Что же ты сама не купила до сих пор?

— Так ведь не было! Спрошу, нет ли ковшика, — нету, говорят. А то раз пришла — уж такие ковшички, гляжу! Цоп в карман-то — денег не хватает.

— А вы берите всегда денег побольше, — посоветовала Нина. — Мало ли что подвернется в магазине!

— Ишь, как она! — мать покачала головой. — Больно просто.

— А что? — невинно спросила хитрая невестка.

— Я ить берегу денежку-то! Думаю, возьмешь побольше — все и истратишь. А так нету — и ну и нету.

— Куда ты их бережешь? — осведомился сын. — И для чего?

— А как же! — озадачилась мать и построжала лицом.

— А так, что трать все, какие у тебя есть.

— Истрачу, а потом? По миру, что ли?

Мать смотрела на него как на неразумное дитя. Он даже обиделся:

— Как это «по миру»! У тебя сын есть, это, значит, я. Надежа и опора. Зарабатываю хорошо, всегда готов взять тебя на свое попечение.

Обида его ей понравилась: мать была явно удовлетворена.