Половодье. Книга вторая

Роман встретил Любку на площади. Разведчики надоумили ее, где искать мужа, — она поспешила к штабу. На Любке были теплая Домнина кофта и кашемировое платье, купленное Романом во Вспольске. Цветастая косынка упала на плечи.

Роман заметил, что косы у Любки закручены сзади в жгут. Может, от этого или от чего другого она показалась взрослее и статнее. Уже не подростком казалась Любка, а женщиной в самой поре расцвета. Васильками цвели ее глаза, когда она вдруг замерла, разглядывая мужа.

Он подбежал к ней и, задыхаясь от волнения, прижал Любку к груди. И поцеловал. Потом боднул ее головой в плечо и, когда он поднял взгляд, увидел на густых и длинных Любкиных ресницах слезы. Роман осторожно снял их и сказал:

— Я Гнедка отвяжу и пойдем. Я ждал тебя.

Любка прижалась к его руке, и так молча шли они до коновязи и потом — до квартиры. Смотрела Любка на возмужавшее лицо Романа, смотрела и тихонько смеялась.

Подперев руками бока, хозяйка следила с крыльца за Романом и Любкой. Она глядела на них и, наверно, вспоминала свое. Когда они подошли поближе, хозяйка сказала:

— Мира и совета вам, голубки! Да и откуда господь посылает таких красавиц!

Она и впрямь была очень красива, Люба, Любушка! Она так и лучилась вся, как солнце, ласковая, нежная. Его, Романова, жена.

На столе бутылка водки, вареные яйца, ватрушки. Все с собой привезла. Ожидала Романа. И он сел и посадил Любку рядом.

— Я проголодался. Сама пекла?

— Сама, — смущенно ответила она.

— А пить не буду. Нельзя мне. Я в разведчиках, и могут вызвать в штаб, — он отставил бутылку.

— Это мне Семен Кузьмич дал.

Роман спросил ее о доме. Она рассказала скупо. Все живы, здоровы — и свекровка, и свекор, и Варвара. Готовятся молотить. Любка поможет им. У нее много работы в лазарете, но это ничего. Раненые выздоравливают, некоторые совсем вылечились. А Любке так хорошо!

— Рома!

— Ну.

— Ты помнишь, что говорил мне? Помнишь? — она нежно погладила его шершавую бронзовую от загара руку. И улыбнулась кротко. А щеки залил жаркий румянец.

— О чем ты, Люба?

— Тебе хотелось, чтоб у нас был ребенок…

— Неужели будет? Любушка! Правда? — взволнованно рванулся к ней Роман.

Она часто закивала головой и вдруг расплакалась от переполнившей ее радости. Никогда ей не было так хорошо. Словно крылья выросли у Любки и она взмахнула ими и полетела навстречу счастью.

19

По настоянию Гурцева Петруха перешел на работу в областной исполком. Он ловил спекулянтов и самогонщиков, конфисковал их имущество. Расследовал случаи грабежей и незаконных реквизиций. Дел было много. В каждом селе находились люди, которые не признавали постановлений Советской власти, ставили ей палки в колеса. Правда, рота Спасения революции наводила порядок в армии по-военному круто. Партизаны приучались к дисциплине.

Зато в селах, где не было боевых частей, мало что менялось. Забирал Петруха, к примеру, одного самогонщика, и на его место заступал другой. Забирал другого — варил самогонку третий. Под видом реквизиционных комиссий по селам ездили мошенники и конокрады. Они грабили всех без разбора. И это озлобляло мужиков против власти. Грабителей не щадили. Их судили на сельских сходах и расстреливали.

Петруха почти не спал. Измотался вконец. Пожелтел и осунулся, зарос бородой. Встречая Гурцева, просил:

— Отпусти в армию. Ну, какой я следователь! Вроде и не сижу сложа руки, а толку нет.

Куприян уговаривал его потерпеть, пока прибудет товарищ из Новониколаевска. Подпольная организация большевиков посылает его на должность заведующего юридическим отделом. Он учился в университете, а при Советской власти боролся в городе с контрреволюцией. Грамотный работник, проверенный партией.

— Ладно уж. Обожду, — неохотно соглашался Петруха.

Наконец, приехал юркий человек с копной черных волос, падавших на лоб, и острыми глазами. По привычке он назвал сначала свое имя:

— Виктор.

Удостоверившись, что это именно тот, которого ожидали, Гурцев послал за Петрухой.

Областной исполком занимал крестовый купеческий дом в центре села Окунево. Хозяин дома вместе с женой и взрослой дочерью бежал к белым, бросив в селе все свое имущество. Пожитки ревком распределил между семьями партизан, лавку с товаром отдали кооперации, а дом облюбовали исполкомовцы. Здесь разместились все отделы Совета. Петруха имел свой стол, за которым, однако, еще не сидел. Пустовали и другие столы. Сотрудники исполкома ездили по селам, наезжали в Окунево лишь изредка.

Поднявшись на высокое резное крыльцо, Петруха открыл тяжелую дверь с пружинами и вошел в просторную прихожую, где вдоль стен стояли черные жесткие диваны для посетителей, а в углу тускло светился медный пятиведерный самовар. Из прихожей одна дверь вела в отделы, вторая — в кабинет председателя исполкома.

Гурцев знакомил приезжего с обстановкой. Они вели оживленную беседу. Гурцев поднялся навстречу Петрухе и сказал весело:

— Вот и прибыла тебе смена, Петр Анисимович. Сдавай отдел.