чительно от нашей способности разлагать тела в реальности или же в мышлении. Каждое телесное единство является таковым лишь
относительноопределенной закономерности его воздействия на другие тела. Напротив, живое существо всегда есть
оптическийцентр и всегда
самообразует «свое» пространственно-временное единство и свою индивидуальность, они возникают не по милости
нашегосинтеза, который сам биологически обусловлен. Живое существо — это
X
,который
сам себяограничивает. Но непространственные силовые центры, вызывающие явление протяжения во времени — мы должны положить их в основу телесных образований,— суть центры
взаимодействующихсиловых точек, в которых сходятся силовые линии поля. Чувственному порыву
растениясвойственны центр и среда, в которую помещено живое существо, относительно незавершенное в своем росте,
безобратного сообщения его различных состоянии. Но у растения есть «внутреннее бытие» вообще, а тем самым — одушевленность. У
животногоесть ощущение и сознание, а тем самым — центральное место обратного сообщения о состояниях его организма: таким образом. оно дано себе уже
второйраз. Но человек дан себе еще и
третий разв
самосознаниии способности опредмечи-вать все свои психические состояния. Поэтому
личностьчеловека следует мыслить как центр, возвышающийся
надпротивоположностью организма и окружающего мира.Не выглядит ли это так, как будто существует
ступенчатая лестница,восходя по которой при построении мира, первосущее бытие все больше
отклоняется к себе самому,чтобы на более высоких ступенях и во все новых измерениях
узнавать(inne zu werden)
себясамое, чтобы, наконец, в
человеке полностьюиметь и постигать себя самое?Исходя из этой структуры бытия человека — его данности самому себе — можно объяснить ряд
человеческих особенностей,из которых я вкратце остановлюсь на нескольких. Во-первых, только человек имеет вполне выраженную конкретную категорию
вещии
субстанции.Кажется, даже высшие животные не вполне владеют ею. Обезьяна, которой дают полуочищенный банан, бежит от него, в то время как полностью очищенный она съедает, а неочищенный чистит сама, и затем съедает. Вещь не «изменилась» для животного, она превратилась в
другуювещь. У животного тут явно отсутствует центр, который[57]
позволял бы ему соотносить психофизические функции своего зрения, слуха, обоняния и являющиеся в них зрительные, тактильные, слуховые, вкусовые, обонятельные данности с
одной и той же конкретной вещью,тождественным ядром реальности. Во-вторых, с самого начала человек имеет единое
пространство.Оперированный слепорожденный учится вовсе не соединению изначально различных «пространств», например, кинэстети-ческого, осязательного, зрительного, слухового,— в
однопространство созерцания, но только идентификации своих чувственных дат в качестве символов находящейся в
одномместе вещи. У животного нет этой центральной функции, которая дает единому пространству прочную форму
доотдельных вещей и их восприятия: у него нет прежде всего такой самоцентрации, которая охватывает все показания чувств и принадлежащие им импульсы влечений и относит их к
одномусубстанциально упорядоченному «миру». Далее, у животного, как я подробно показал в другом месте, нет подлинно
мировогопространства, которое существовало бы в качестве
стабильногофона независимо от собственных движений животного. У него также нет
пустых форм пространства и времени,в которых совершается первичное человеческое восприятие вещей и событий — и которые возможны
толькоу существа с постоянным избытком неудовлетворенных влечений по сравнению с удовлетворенными. Человеческое созерцание пространства и времени,
предшествующеевсем внешним восприятиям, коренится в органической спонтанной возможности
движенияи
действияв определенном порядке. «Пустым» мы называем первоначально неисполнение наших ожиданий, вызванных влечениями. Таким образом, первичная «пустота» — это как бы
пустота нашей души.Тот странный факт, что для естественного миросозерцания человека пространство и время предстают пустыми формами, предшествующими всем вещам, понятен лишь исходя из этого
избытканеудовлетворенных влечений сравнительно с удовлетворенными. И тот факт, что, как показывают случаи болезненного выпадения определенных функций, тактильное пространство не сопряжено прямо с оптическим пространством, но это сопряжение опосредовано кинэстети-ческими ощущениями,— этот факт указывает на то, что пустая форма пространства в качестве еще неоформленной «пространственности» переживается
доосознания[58]