Некоторые меры, предпринятые местными властями Северо-Западного края в 1860-х годах, как и предложения, звучавшие в контексте решения имперскими чиновниками «еврейского вопроса» на протяжении всего «длинного XIX века», были довольно радикальными (обязательное обучение русскому языку всех еврейских мальчиков; рассуждения генерал-губернатора К. П. Кауфмана о возможности запрета идишистской печати), но более пристальное рассмотрение показывает, что для большинства местных чиновников «обрусение» евреев мыслилось в менее ассимиляторских категориях, чем в случае со многими другими недоминировавшими этническими группами Северо-Западного края. Евреи, по мнению местных властей, как преимущественно городское население и народ, всегда усваивающий «отечественный язык» обитаемой страны, были более гибкими в изучении русского языка по сравнению, например, с литовцами. Некоторые местные чиновники, можно предположить, довольно искренне надеялись, что в недалеком будущем из еврейской среды удастся сначала вытеснить польский язык, а затем заменить привычный для евреев разговорный идиш русским, а иврит так и останется «мертвым языком» по примеру латинского. Но эта политика не была направлена на тотальное и быстрое проникновение русского языка в еврейскую среду, потому что главные меры имперских чиновников касались только обучения мальчиков, но не девочек. В то же самое время русский язык должен был стать и «синагогальным» языком евреев. При этом попытки, как и планы, повлиять на религиозность еврейского населения были более осторожными по сравнению с теми же мерами в отношении других недоминирующих групп, также принадлежавших к «иностранным исповеданиям» (учреждение народных школ, где дети обучались только общим предметам, означало, что религиозное образование было оставлено в руках меламедов). Планы Я. А. Брафмана, связанные с миссионерской деятельностью среди евреев, как известно, не получили серьезной поддержки имперских властей. Поэтому политику имперских властей по отношению к евреям, особенно учитывая доминировавшую тогда конфессиональную парадигму, правильнее назвать стремлением к аккультурации, усилившимся после 1863 года по сравнению с более ранним периодом, но ни в коем случае не ассимиляцией. Порог «отверженной ассимиляции» в случае с евреями был очень высок[1003]
.Однако уже в 1860-х годах в недрах местной царской бюрократии возникали идеи о новых подходах к решению «еврейского вопроса». Как показывает изменение взглядов попечителя Виленского учебного округа И. П. Корнилова, уже с середины 1860-х годов в среде местной бюрократии Северо-Западного края наметился отход от активной политики, направленной на «слияние» евреев, и все чаще звучала мысль, что для решения этого вопроса нужно «заботиться о возвышении уровня народного образования собственно русских». То есть евреи должны ждать, пока вырастет образованность русских. Конечно, не все местные чиновники придерживались таких взглядов. Виленского генерал-губернатора А. Л. Потапова (1868–1874), охотно употреблявшего термин «русские граждане Моисеева исповедания», конечно, нельзя причислить к группе работавших в Виленском учебном округе юдофобов, взгляды которой выражал И. П. Корнилов. Но в отличие от политики по отношению к литовцам «еврейский вопрос» не мог решаться в пределах Северо-Западного края, а центральные власти созрели к применению сегрегационных мер по отношению к евреям только в 1880-х годах.
В исторической литературе политика, которую власти проводили на западных окраинах империи после революции 1905 года, изучена гораздо менее, чем политика периода, последовавшего за подавлением восстания 1863–1864 годов. Такая ситуация связана с тем, что в постреволюционный период имперские власти гораздо меньше экспериментировали и приняли незначительное количество решений, связанных с национальной политикой, при этом общественная жизнь в рассматриваемый период была гораздо более интенсивной, и, как правило, внимание исследователей привлекает именно она.