Польша или Русь? Литва в составе Российской империи

15, 22 и 23 марта 1905 года Комитет министров, опираясь, помимо других документов, на уже цитировавшийся нами отчет П. Д. Святополк-Мирского, рассматривал вопрос об упразднении дискриминационных мер, направленных против поляков[1013]. Участники заседаний отмечали, что отношение поляков к Российской империи изменилось, исчезли сепаратистские тенденции и как консервативный элемент поляки как раз будут полезны в борьбе против нового – основного – врага: «распространения вредных учений, стремящихся к социальному уравнению лиц всех сословий и к крайней демократизации»[1014]. Такие перемены в представлении об «иерархии врагов» мы видим и на западных окраинах империи. Так, гродненский губернатор, обобщая опыт революции 1905 года, отмечал, что, несмотря на то что поляки не отказываются от планов полонизации белорусов, бóльшую опасность, с его точки зрения, представляет деятельность еврейских организаций[1015].

Во время заседаний Комитета министров выявилась позиция чиновников, согласно которой требовалось принимать во внимание часть потребностей нерусского, прежде всего – польского населения, чтобы последние могли «улучшить свое экономическое благосостояние и развивать свои духовные силы». Такая позиция, как отмечается в журнале заседаний, «вызывая чувство любви и уважение подчиненных народов к господствующему, должна устранить или хотя бы значительно ослабить племенную рознь и недовольство»[1016]. Этот подход уже больше напоминает имперскую, а не националистическую политику. 1 мая 1905 года постановления этих заседаний были подтверждены указом императора, упразднявшим ряд дискриминационных мер, введенных после 1863 года (была отменена значительная часть запретов на приобретение и аренду земли[1017], предусматривалось восстановление деятельности дворянского самоуправления, разрешалось преподавать литовский и польский языки в государственных учебных заведениях различных уровней)[1018].

Однако этот указ, как и другие правовые акты, направленные в том числе на смягчение дискриминации «лиц польского происхождения», в официальном дискурсе не меняли восприятия Западного края как русской «национальной территории», равно как и уверенности правящей элиты империи в том, что другие недоминирующие этнические группы (прежде всего – литовцы и «русские») необходимо защищать от польского влияния[1019]. Такую позицию четко озвучил и виленский генерал-губернатор Константин Фаддеевич Кршивицкий: «Всякое внешнее угнетение польского элемента, глубоко несправедливое и противное русскому чувству само по себе, как доказано опытом, приводит к прямо противоположным результатам, усиливая гонимый элемент и нравственно обессиливая покровительствуемый». Однако такой подход в отношении «польской народности», по мнению генерал-губернатора, является правильным исключительно «в пределах ее этнографического распространения», в Белоруссии же власти должны заботиться о сохранении белорусов в зоне влияния русской культуры[1020].

Особенно радикальные перемены в политике в отношении поляков предлагал Иван Иванович Толстой, в октябре 1905 года назначенный министром народного просвещения. Его кредо гласило: для того чтобы «обрусить посредством школы» представителей нерусских национальностей, то есть изменить их коллективные идентификации, следует сделать учебные заведения привлекательными для нерусских. И одно из средств – включение в школьную программу «местного языка» как предмета[1021]. Политику просвещения в Царстве Польском министр предлагал поменять в корне[1022]. Программу нововведений И. И. Толстой, как он сам писал в воспоминаниях, практически дословно составил из предложений профессора Санкт-Петербургского университета поляка Леона Петражицкого (Leon Petrażycki). Программа, помимо прочего, предусматривала введение польского языка как языка преподавания не только в начальных государственных школах, но и в средних, где при этом на русском языке должны были преподаваться русский язык и литература, а также история и география России. Кроме того, для желающих предусматривалась возможность обучаться и в русских гимназиях, где как предметы должны были преподаваться польский язык и польская литература[1023]. Однако варшавский генерал-губернатор Георгий Антонович Скалон не поддержал этих достаточно радикальных перемен, и в Санкт-Петербурге решили, что рассмотрение вопроса является «несвоевременным»[1024].