На основании мнения большинства участников совещания в плане мер, разработанных в апреле 1914 года участвовавшими в работе совещания высокопоставленными чиновниками, появилось несколько пунктов, которые можно интерпретировать как намерение поддержать литовцев: государственные учреждения должны были способствовать тому, чтобы и самогитским (тельшевским), и виленским католическими епископами стали литовцы, чтобы в капитулах увеличилось число лиц непольской национальности, чтобы для католических духовных семинарий были установлены процентные нормы в соответствии с национальностями и чтобы литовцам была предоставлена возможность занимать второстепенные должности на государственной службе[1093]
. Идея поддержки кандидатуры литовца на пост виленского епископа не была новой. Она обсуждалась в бюрократических кругах в 1907 году, когда от должности был отстранен Э. Ропп, но премьер-министр и министр внутренних дел П. А. Столыпин, принимая во внимание небольшой процент литовцев в Виленской епархии и пожелания Святого престола, искал подходящую кандидатуру среди польских священников, священника-литовца предполагалось назначить на пост епископа-суффрагана[1094]. Местные и центральные власти с конца XIX века внимательно следили за польско-литовскими конфликтами в католической церкви из-за языка дополнительного богослужения, они постоянно получали жалобы прихожан-литовцев, связанные с назначением священников в приходы (в славянские приходы назначали священников-литовцев, а в литовские – священников-поляков). В большинстве своем чиновники стремились гарантировать спокойствие, а наиболее легким способом добиться спокойствия представлялось ведение дополнительного католического богослужения на родном для большинства прихожан языке, в приходах со смешанным населением – на языках не только большинства, но и меньшинства. Достаточно часто в рапортах чиновников можно отметить симпатию по отношению к литовцам. В 1912 году ковенский губернатор П. В. Веревкин не раз сообщал центральным властям о том, что в Ковенской губернии наблюдается отрицательная тенденция – увеличивается количество дополнительного богослужения на польском языке, что можно объяснить «стремлением поляков к ополячению литовского крестьянства»[1095]. Постоянное обращение чиновников различных рангов к иерархам католической церкви с вопросами о языке дополнительного богослужения, конечно, представляло собой определенное давление, однако, как уже отмечалось, в первую очередь власти были озабочены тем, чтобы не допустить полонизации литовцев и белорусов, а не созданием каких-либо исключительных условий для литовцев.В контексте рассмотренного выше отношения властей к сложившейся ситуации в католической церкви пункты разработанного совещанием 1914 года плана поддержки литовцев, конечно, выглядят как исключительное событие, но при этом данными о каких-либо дальнейших шагах реализации разработанных мер я не располагаю. Часть намеченных мер могла быть осуществлена только с согласия Святого престола, и у российских властей вряд ли были иллюзии по поводу быстрого достижения успеха. Кроме того, часть высокопоставленных чиновников опасалась роста популярности социалистических идей и стремления литовцев к автономии Литвы[1096]
, что тоже предполагало осторожность в решении литовских проблем.Подводя итоги, можно сказать, что российские власти в последние десятилетия существования империи стремились к достижению различных целей национальной политики в отношении поляков, литовцев и белорусов-католиков Северо-Западного края, причем эти цели претерпели изменения.
В течение очень непродолжительного периода (1905–1906) часть правящей элиты империи в надежде на рост лояльности польского населения пыталась применить на практике национальную политику по «польскому вопросу», предполагавшую минимизацию дискриминации поляков, однако после революции вновь доминируют элементы