Польша или Русь? Литва в составе Российской империи

Властям учебного округа и ковенскому православному епископу Александру (Добрынину), к которому обратился И. П. Корнилов, намерения М. Валанчюса понравиться не могли. Окружной инспектор учебного округа Василий Петрович Кулин не видел необходимости в учреждении Малой семинарии, в которой учебный процесс контролировало бы католическое духовенство, а преподавание должно было вестись на литовском языке. Он, очевидно, не был полностью уверен в том, что проект не будет одобрен, и предусмотрительно предупредил, что в случае разрешения открыть эту семинарию все предметы должны преподаваться на русском языке и педагогами должны работать русские. Схожим было мнение о проекте М. Валанчюса и епископа Александра. Совпали и мнения обоих экспертов о приходских школах, которые оба нашли вредными в силу предусмотренного контроля со стороны католического духовенства, а также доминирования в школах не русского, а литовского языка. Отзыв В. П. Кулина по поводу предложения М. Валанчюса о казенных школах на первый взгляд был положительным. Он в принципе не возражал против того, чтобы не только Закон Божий преподавался по-литовски, но и сам литовский язык стал предметом школьного преподавания: «Пусть преподается в школе жмудская грамота и Закон Божий на жмудском языке, лишь бы школа не имела исключительного, жмудского характера; главное место в ней должно принадлежать русскому языку», однако при этом В. П. Кулин предлагает и другой статус литовского языка: «Жмудский язык необходим в школе, преимущественно на первое время в словесных объяснениях учителя, пока поступившие в школу дети не свыклись с русским языком». Последняя цитата показывает, что инспектором Виленского учебного округа литовский язык рассматривался в начальной школе всего лишь как вспомогательный. Обобщив отзывы обоих экспертов, 3 мая 1864 года попечитель И. П. Корнилов оценил предложения М. Валанчюса как вредные прежде всего потому, что основной причиной нелояльности крестьян Ковенской губернии было безграничное влияние католических священников. То есть следовало вырвать народное образование из рук католического духовенства и учреждать и в Ковенской губернии, и в других частях Виленского учебного округа народные школы[513]. Затем, 9 мая, попечитель снова оценил предложения М. Валанчюса как очень опасные и еще раз предложил передать народное образование в руки государства[514].

Так, летом 1864 года начались подготовительные работы по учреждению народных школ в Ковенской губернии. Для этих школ необходимо было найти учителей. Католическое духовенство и церковные служители (например, ризничие), как показывает рассмотренная выше реакция руководителей учебного округа на проекты М. Валанчюса, считались опасными. В инструкции М. Н. Муравьева о народных школах указывалось, что необходимо «на сколько это окажется применительно» руководствоваться Временными правилами от 23 марта 1863 года и в населенных пунктах «иноверцев», то есть литовцев, учителями назначать «лиц непольского происхождения», то есть, пусть теоретически, учителями могли стать и литовцы. Очевидно, некоторые местные чиновники именно так и интерпретировали это указание. Так, из Вилкомирского уезда летом 1864 года сообщалось, что здесь нет никаких начальных школ, потому что нет учителя «непольского происхождения»[515]. В инструкции М. Н. Муравьева также следует обратить внимание на указание руководствоваться Временными правилами «по возможности». Очевидно, в данном случае виленский генерал-губернатор не отзывал возможности обучать детей и литовскому языку, что было разрешено циркуляром, изданным им 1 января 1864 года[516]. Однако И. П. Корнилов «уточнил» указание, пояснив, что должность учителя могут занимать «благонадежные лица православного исповедания, знающие русский и литовский языки», кроме того, было указано выяснить, где возможно учреждение чисто русских школ и где без литовского языка обойтись будет невозможно[517]. Следовательно, уже тогда целью местных властей было учреждение чисто русских школ, и присутствие литовского языка предполагалось терпеть в начальных школах лишь в силу необходимости.

Возможно, что М. Н. Муравьев стремился выжить из школ учителей-поляков и, может быть, мирился бы с наличием учителей-литовцев, но для И. П. Корнилова и многих других чиновников учебного округа важнейшим критерием надежности учителя была его конфессиональная принадлежность, поэтому литовцы как католики в качестве учителей были нежелательны: «‹…› учебное ведомство не приняло означенных предположений, потому что оно не могло доверять детям литовских крестьян, которые, обучаясь в гимназиях, совершенно ополячились, были свидетелями польских манифестаций и смут, а иногда и участниками в них, и поныне находятся под сильным влиянием римско-католических ксендзов ‹…›»[518].