Польша или Русь? Литва в составе Российской империи

Очевидно, что после изгнания литовского языка из школ соответственно проектировались и публичные функции литовского языка. В условиях отсутствия преподавания даже в начальной школе для литовского языка, по сути, не предполагалось никаких публичных функций. Публичное пространство становилось вотчиной русского языка: «Вторая, после Православия государственная сила России, Русский язык, равным образом должен быть господствующим во всех сферах жизни, и всякий другой язык, вне семьи, ни в каких государственных учреждениях, ни на торжествах, ни в разных других публичных местах, дозволяем быть не может. Равным образом вне круга семейного не должны быть дозволяемы никакие притязания или публичные обнаружения всякой другой народности, кроме русской ‹…›»[576]. Поэтому неудивительно, что литовцы, например, подвергались аресту лишь за то, что говорили по-литовски в присутствии мирового посредника[577].

Имея в виду эту цель смены графики, можно объяснить и высказывания Н. Н. Новикова о состоянии литовского языка, разнообразии его говоров, влиянии других языков и пр. Похоже, что для инспектора Виленского учебного округа эта теория о состоянии литовского языка имела чисто инструментальный характер. Она была необходима для опровержения идей оппонентов о стандартизации литовского языка, необходимости его утверждения как языка школьного образования, а также для доказательства бессмысленности и невозможности допущения литовского языка в публичное пространство.

Таким образом, и конкретные меры в области образования, и мысли самих чиновников Виленского учебного округа о целях смены графики литовского языка позволяют говорить о политике лингвистической унификации. Однако действительно ли это автоматически означает, что власти стремились ассимилировать литовцев? Здесь следует вспомнить, что ответ на этот вопрос зависит от содержания понятия русскость того времени. Немалая часть активных адептов введения кириллицы в литовское письмо, служивших в Виленском учебном округе, важнейшим признаком национальности считали религию[578]. Поэтому усилия ограничить функционирование литовского языка бытовым уровнем, а возможно, и вытеснить его из круга семьи, по мнению этих чиновников, могло означать лишь частичную, но не тотальную ассимиляцию, иными словами – аккультурацию.

Однако в различных источниках XIX века можно найти информацию о наличии тесной связи между тем или иным алфавитом или графемами и конфессией (латинский алфавит связывался с католицизмом, готический – с протестантизмом, кириллица – с православием). Очевидно, что во всяком случае некоторые чиновники учебного ведомства надеялись и на то, что литовцы, приняв кириллическое письмо, со временем примут и православие, поскольку «для племен не имеющих силы притязаний на самобытное существование, азбука нередко служит проводниками идеи, и преимущественно религиозной»[579]. Можно предположить, что именно с этим намерением предлагалось переводить православные богослужебные книги на литовский язык и вести на нем церковные службы[580]. Очевидно, чиновники учебного округа трактовали введение кириллицы в литовское письмо как первый шаг на пути обращения литовцев в православие. Литовцев считали очень набожными, даже фанатичными католиками. Похоже, единственным, кто утверждал обратное, был Н. Н. Новиков. Однако и у него временами появлялись мысли о «фанатизме» местного населения[581]. Проблемой представлялся лишь выбор подходящих средств распространения православия. Чиновники Виленского учебного округа понимали, что литовцы настолько религиозны, что их обращение в православие без подготовительной работы невозможно. Н. Н. Новиков докладывал М. Н. Каткову: «Мы печатаем эту книжку поневоле, потому что не настала пора открытой борьбы с католицизмом ‹…›»[582]. Эта цитата, кстати, достаточно ясно показывает, что и Н. Н. Новиков признавал сильную привязанность литовцев к католической вере. И. П. Корнилов, по утверждению того же Н. Н. Новикова, размышлял о средствах, необходимых для того, чтобы «ассимилировать край на основе религии»[583].