Для того чтобы ответить на этот вопрос, прежде всего необходимо обратить внимание на то, как чиновники Северо-Западного края понимали роль алфавита. Некоторые местные чиновники утверждали, что литовцев полонизировала «польская азбука»[556]
. Точно так же готический шрифт, использование которого, как уже упоминалось, для литовского языка было запрещено в 1872 году, как предполагалось, способствовал германизации литовского населения[557]. «Польская азбука» в литовском письме, согласно Н. Н. Новикову, была необходима как инструмент экспансии польского языка[558]. Схожим образом объяснялось и использование латинской графики в белорусском языке. Другими словами, литовское письмо «польскими буквами» для этих чиновников было в принципе равнозначно польскому письму.Как чиновники представляли себе процесс полонизации? Ответ на этот вопрос мы находим в объяснениях необходимости перевода латышского письма на русскую графику, данных занимавшим разные должности в Виленском учебном округе обрусевшим латышом Иваном Яковлевичем Спрогисом (Jānis Sproģis). Оказывается, вместе с «польской азбукой» латышский язык перенимает и польские слова, а также и саму структуру польского языка[559]
. Таким образом, полонизация литовцев, а также латышей и белорусов, согласно мнению русских чиновников того времени, идет через графику: вводятся польские буквы, потом слова и, наконец, сама структура языка.Теперь посмотрим, как развивается дальше замена графики литовского языка. Местная русская администрация быстро отказалась от рассмотренного нами выше варианта адаптации русского алфавита к особенностям литовского языка, авторы которого стремились как можно более полно принять во внимание особенности литовской фонетики. Предпочтение было отдано другому варианту – «русской кириллице литовского письма» (по утверждению Г. Субачюса). Главным автором этого варианта в 1860-х годах стал имевший татарское происхождение Иван Кречинский, учитель таурогенской приходской школы. В этом новом варианте кириллического литовского алфавита остались лишь немодифицированные буквы русской кириллицы[560]
. И. Кречинский транслитерировал литовские слова таким образом, чтобы они приобретали максимальное сходство со словами, имеющими то же значение в русском языке[561]. Такой же стратегии придерживался и другой энтузиаст замены графики Захар Ляцкий, который предлагал, например, записывать слово «apvyniot» (обернуть) не в соответствии с литовской фонетикой («апвинёть»), но как «обвинёт», поскольку таким образом «по крайней мере не маскировалось бы родство литовского языка с русским»[562]. Наконец, предлагалось прибегать к «грамматическому насилию»[563]. Следовательно, то, что раньше творили с литовским языком поляки, и то, что чиновники называли полонизацией, теперь следовало делать русским. Другими словами, чиновники учебного округа не только ввели русскую графику, но и стремились максимально приблизить литовский язык в его письменной форме к русскому, демонстрируя родство языков. Иногда местные чиновники даже называли свое новое детище «русско-литовским наречием»[564].Точку зрения имперских чиновников на смену графики прекрасно иллюстрирует и транслитерация русскими буквами латышских текстов. Эти тексты издавались не на латгальском диалекте, на котором говорили жители Витебской губернии, поэтому неудивительно, что для витебских латышей эти тексты были чужими[565]
. И сам транслитератор И. Я. Спрогис позже признавал, что ему не удалось передать русскими буквами звуки латышского языка[566].