На практике всё выглядело не так благостно. Размытость компетенций партийных и государственных органов приводила к тому, что партийные инстанции (в силу господствующего положения ПОРП в стране) повсеместно преобладали над государственными либо же сливались с ними. С правом на критику дело тоже обстояло неблагополучно, поскольку при отсутствии независимых от партийно-государственного аппарата общественных организаций все граждане находились в полной зависимости от того или иного начальника, что порождало приспособленчество и двуличие. Высшее руководство осознавало эту проблему и не раз поднимало вопрос о недостатке демократии. Например, на майском пленуме ЦК ПОРП в 1967 г. было признано, что отчетно-выборные собрания в партии проходили в авторитарной манере, и что узурпация исполкомами исключительного права на принятие решений являлась порочной практикой[362]
. В ноябре 1970 г. член Политбюро З. Грудзень на страницах официального органа ЦК ПОРП журнала «Нове дроги» указал на недостаточность информации, которую получают члены партии. «Стерильность информации может приносить вред и потери. Без прямой и объективной информации не может быть творческой критики — движущей силы прогресса и развития», — писал чиновник[363]. Правящая верхушка ратовала за развитие демократического централизма, при котором меньшинство обязано подчиняться мнению большинства, но при этом поощрялись критика и дискуссии. Однако стоило проявиться где-то излишней, на взгляд партийных чиновников, самостоятельности, как тут же следовал окрик и призыв сомкнуть ряды и усилить бдительность. Такова была картина внутрипартийной жизни в то время, когда ПОРП усиливала свой контроль над рабочими советами.Вместо того чтобы уравновешивать власть дирекции, улаживая споры между начальством и рабочими (что парторганизации обязаны были делать в силу своего присутствия в рабочем самоуправлении), они превратились в государственных надсмотрщиков, следящих за выполнением плана. По сути дела, сложился коллективный управляющий орган, при котором первый и второй секретари первичной парторганизации входили в руководящую группу наравне с директором, его заместителями и главным бухгалтером. Сама же парторганизация и ее «младшие партнеры» — заводские представительства Союза социалистической молодежи и Лиги женщин — стали чисто декоративными органами, руководство которых слабо считалось с мнением своих членов. Неслучайно на VIII пленуме ЦК ПОРП в 1967 г. поднимался вопрос об активизации работы парторганизаций, которые обнаруживали себя лишь в период каких-либо общенациональных кампаний (к примеру, выборов), а в остальное время были малозаметны[364]
. Апатичность заводских парторганизаций стала характерным явлением для второй половины 1950–1960-х гг.[365]В этих условиях рабочие постоянно сталкивались со случаями, когда общественные и политические организации на заводе (рабочий совет, профсоюз, парторганизация, отделения Союза социалистической молодежи и Лиги женщин и пр.) не могли или не хотели доводить до сведения администрации их проблемы. Так, например, согласно исследованию одного предприятия в начале 1960-х гг., партийные рабочие, несмотря на огромное численное преимущество над технической интеллигенцией, неизменно проигрывали ей в спорах, случавшихся на партсобраниях. Те же, кто упорно пытался достучаться до руководства, «так получили по крестцу, что уже не пытаются», — выразился один из рабочих[366]
. Исследования показывали, что рабочим просто не хватало экономических знаний, чтобы разобраться в сути дела, когда речь заходила о работе предприятия, да и в целом (что естественно) их намного больше занимал вопрос повышения своего благосостояния, нежели функционирования завода. Социологические опросы, проведенные в 1969 и в 1978 г., привели к одному выводу: на предприятиях всем распоряжался директор, согласовывавший свои решения с парткомом[367]. Рабочие, помнившие берутовские времена, говорили по этому поводу: «Раньше я не мог критиковать министра или правительство, зато мог критиковать директора или мастера. Теперь я могу критиковать правительство или министра, но за критику директора или мастера меня могут уволить»[368].