И в том же году вспыхнули новые беспорядки, вызванные решением об очередном поднятии цен. Информируя общество об этом шаге, правящая верхушка пыталась действовать деликатнее, чем в свое время Гомулка. Во-первых, более удачно был выбран день: не середина декабря, а середина июня. Многие люди были в отпусках, к тому же в ближайшее время не намечалось никаких праздников. В преддверии ценовой подвижки были проведены встречи с первыми секретарями воеводских комитетов партии, прошло расширенное заседание ЦК, во все воеводства были разосланы записки о планируемом изменении цен, прошли закрытые заседания местных парторганизаций. Наконец, решению был придан вид демократичности: окончательную санкцию на него должен был выдать Сейм, а за день до голосования по всей стране запланированы были «общественные консультации», по сути — массовые митинги, в ходе которых представители властей объясняли людям причины повышения цен[389]
. Как видим, основным каналом информации власти по-прежнему считали партию, но теперь для соблюдения приличий решено было разделить ответственность с государственными органами.Однако и на этот раз не удалось избежать массовых выступлений. Пусть они не могли сравняться по масштабу с декабрьско-январским кризисом, но образ действий протестующих был совершенно таким же. Началось всё с забастовок, которые с большим или меньшим успехом пытались унять дирекция и представители заводских организаций. Им не верили, на заводе «Урсус» под Варшавой председателю совета предприятия, уговаривавшему рабочих вернуться на свои места, было прямо заявлено, что «профсоюзы нам не нужны, поскольку и так ничего не делают», и что «профсоюзы не имеют никакого значения»[390]
. Наиболее драматичный оборот события приняли в Плоцке и Радоме, где рабочие, выйдя на манифестации, сумели поджечь здания воеводских комитетов партии (характерно, что и в этот раз, как в декабре 1970 г., главными объектами нападений стали именно партийные, а не государственные органы власти).Этот кризис получился как бы повторением в миниатюре предыдущего. Опять рабочие действовали самостоятельно, вне всякой сцепки с официальными структурами на производстве. Опять деятельность этих официальных структур (рабочего совета, парторганизации, совета предприятия) свелась к призывам возобновить работу, без каких бы то ни было попыток стать посредниками в переговорах между забастовщиками и властями. Опять недовольство в некоторых местах выплеснулось на улицы и закончилось массовыми беспорядками. Единственным существенным отличием было, пожалуй, лишь то, что рабочие не успели создать забастовочные комитеты: власти, насмерть перепуганные новым взрывом недовольства, памятуя о судьбе Гомулки, поспешили вернуть цены на прежний уровень.
Однако теперь правящая элита решила принять крутые меры в отношении забастовщиков. После того как страсти улеглись, рабочих начали увольнять с предприятий, несколько десятков человек предстали перед судом. На защиту рабочих поднялась оппозиционная интеллигенция, начавшая собирать деньги для семей репрессированных и оказывать им юридическую помощь. В конце сентября 1976 г. около двадцати деятелей неформальной оппозиции создали Комитет защиты рабочих — первую открыто оппозиционную организацию. По сути, КОР (как принято его именовать по первым буквам польского названия) стал играть роль независимого профсоюза и одновременно — политической структуры, выступавшей против всевластия ПОРП. Таким образом, рабочий протест стал катализатором организационного оформления политической оппозиции.