Польша в советском блоке: от «оттепели» к краху режима

Наконец, в декабре 1965 г. на съезде Союза писателей в Кракове философ призвал убрать из творческого процесса запрещенные темы, сказав, что их наличие мешает нормальному развитию культуры.

Все эти шаги побудили Секретариат ЦК поручить Центральной комиссии партийного контроля (ЦКПК) провести с Колаковским беседу.

28 января 1966 г. члены ЦКПК обсудили в своем кругу характер беседы. На заседании присутствовало пять человек. Председательствовал Роман Новак — человек богатейшей судьбы и необычных для партийного деятеля увлечений. Выходец из рабочей семьи, он был на 27 лет старше Колаковского, с коммунизмом связался в 1921 г. (философ тогда еще даже не родился), участвовал в силезских восстаниях против немцев, зарабатывал на жизнь слесарем в шахте и на электростанции. Между прочим, писал картины и профессионально занимался рыбалкой. В 1939 г. попал в далекую Боливию, где обретался до 1946 г. Вернувшись в Польшу, сделал быструю карьеру в партии, в 1950 г. возглавил воеводский комитет ПОРП в Ополе, в 1956 г. на несколько месяцев вошел в состав Политбюро (его вывели оттуда вместе с будущим первым секретарем Э. Гереком, чтобы освободить место для людей Гомулки). В том же году был назначен председателем ЦКПК, а в 1957 г. стал членом Государственного совета (коллективного органа взамен поста президента). В общем, Новаку не за что было жаловаться на судьбу, хотя он и мог чувствовать себя немного обиженным Гомулкой. По уровню образования, разумеется, он не мог сравниться с Колаковским, зато превосходил его на порядок жизненным опытом. Было у обоих и нечто общее в судьбе: и тот, и другой сполна воспользовались общественным авансом послевоенных лет и были накрепко связаны с социалистическим строем.

Следующим членом ЦКПК был яркий представитель берутовской элиты Марьян Нашковский. Будучи на 12 лет младше Новака (но на 15 лет старше Колаковского), он являл собой нередко встречающийся в партийных кругах тип довоенного коммуниста с высшим образованием. Начинал как член молодежной католической организации, но уже в 1934 г. (одновременно с окончанием филологического факультета Львовского университета) вступил в Коммунистический союз польской молодежи. Подвизался на ниве защиты репрессируемых, работал в Международной организации помощи борцам революции (МОПР), получил 8 лет заключения. После начала Второй мировой войны работал в советских СМИ, сражался в рядах Красной армии и в Войске Польском. После окончания войны работал военным атташе в Париже и послом в Москве. В 1950 г. возглавил Главное политическое управление польской армии, а в 1952 г. был назначен на должность заместителя министра иностранных дел, в каковой и пребывал на момент обсуждения дела Колаковского, одновременно являясь членом ЦК.

Еще одним членом ЦКПК с высшим образованием и с многолетним партийным стажем был Юзеф Ковальский. Выходец из семьи еврейских служащих (подлинное имя — Соломон Натансон), он был всего лишь на четыре года младше Новака, изучал медицину в Кар-ловом университете Праги и в университете им. Стефана Батория в Вильно (Вильнюсе). Вся его довоенная деятельность была связана с Компартией Западной Белоруссии: как представитель этой организации по вопросам «белорусского освободительного движения» он ездил по местам компактного проживания еврейского населения, курсируя между Белостоком, Минском и Пинском, а в качестве специалиста по истории рабочего движения сотрудничал также с Белорусской Академией наук в СССР, дважды арестовывался польскими властями. Второй арест закончился приговором к заключению на 8 лет. Из тюрьмы его освободила война. Ковальский принял участие в обороне Варшавы, затем ушел на советскую территорию, где работал в редакциях нескольких газет, стал заместителем начальника польского издательского концерна «Польпресс». В Польшу вернулся лишь в 1951 г. и вскоре возглавил кафедру истории ПОРП в Институте научных кадров при ЦК ПОРП. С тех пор бдительно выслеживал всяческую крамолу на «историческом фронте», превратившись в одного из проводников сталинской линии в области истории. В период оттепели пережил несколько тяжелых моментов, оказавшись объектом атаки со стороны более либеральных коллег по цеху, однако сохранил за собой все должности и продолжал издавать труды, выдержанные строго в духе официальной идеологии (хотя и должен был скорректировать свою позицию с учетом нового взгляда на сталинские репрессии).