Польша в советском блоке: от «оттепели» к краху режима

Вскоре начали сбываться слова Погорилле о болезненной реакции гуманитарного сообщества. Когда 15 ноября член Политбюро З. Клишко на партконференции Варшавского университета сообщил о лишении Колаковского членства в партии, в поддержку ученого немедленно выступило несколько профессоров[426]. 19 ноября письмо с протестом против исключения Колаковского направило 15 членов первичной парторганизации Союза писателей, в том числе бывший главный редактор «Новой культуры» поэт В. Ворошильский и известный киносценарист Т. Конвицкий. Большинство из этих пятнадцати были людьми, до той поры не замеченными в оппозиционных действиях, вдобавок некоторые из них состояли в свое время в Компартии Польши. Свой протест они обосновывали тем, что исключение такой выдающейся личности, как Колаковский, может повредить партии в глазах общества[427].

Была создана комиссия ЦК для рассмотрения вопроса с письмом протеста. В ночь с 25 на 26 ноября 1966 г. она провела беседы с подписавшими. Ни один из них, как выяснилось, не присутствовал на пресловутом собрании и не слышал речи Колаковского, поэтому каждому дали прочесть стенограмму выступления, основанную на пленках госбезопасности. Все сходились во мнении, что речь путанная и вообще малопонятная. Причину этого усматривали либо в искажениях при перепечатке текста, либо в болезненном состоянии Колаковского, страдавшего от туберкулеза. Тем не менее ни один из авторов письма не отозвал своей подписи. Все старались отвести от Колаковского обвинение в антипартийной позиции, настаивая, что несогласие с текущей политикой еще не означает перехода во вражеский (то есть социал-демократический) лагерь[428]. В итоге подписанты тоже были исключены из ПОРП. В Кракове от партбилета отказалась поэтесса, будущая нобелевская лауреатка Вислава Шимборская.

В начале декабря Политбюро получило еще одно письмо аналогичного содержания, подписанное пятью членами Союза писателей (в том числе литературным руководителем киностудии «Сирена», известнейшим переводчиком русской классики Е. Помяновским). 6 декабря с ними провели беседы представители ЦК. Авторы второго письма также не знали содержания речи Колаковского, и в своем поступке руководствовались теми же мотивами, что и их предшественники. Они также были изгнаны, либо добровольно вышли из ПОРП. Некоторые из покинувших ряды партии, впрочем, оговаривались, что их решение не означает разочарования в коммунизме. «После 22 лет пребывания в партии, — писал поэт, эссеист и переводчик Северин Полляк, — после 43 лет участия в социалистическом движении я не перестал и не перестану быть коммунистом… тем не менее в сложившейся ситуации считаю невозможным оставаться в рядах партии». «Двуличным быть не умею, — писал автор исторических романов о наполеоновских временах Марьян Брандыс, — а в роли партийного оппозиционера чувствую себя невыносимо, поскольку за 24 года привык верить, что партия — это единственная сила, способная изменить к лучшему страну, в которой я живу»[429].

9 декабря состоялось закрытое партийное собрание варшавского отделения Союза писателей, посвященное разбору сложившейся ситуации. В нем принимали участие двое членов ЦК ПОРП. Это собрание было едва ли не самым бурным с 1956 г. О царившей там атмосфере свидетельствует выступление одной из журналисток, которое авторы информационной записки для руководства Службы безопасности посчитали самым сдержанным. Публицистка, в частности, заявила следующее: «Если учитель отправляет большую часть класса в угол, значит, что-то неправильно в учителе, а не в классе»[430].

Тон выступлений вывел из себя секретаря ЦК А. Старевича, который в эмоциональной речи пригрозил роспуском первичной парторганизации на том основании, что Союз писателей уже десять лет находится в оппозиции к ЦК. В ответ поднялась бывшая сотрудница Института общественных наук при ЦК ПОРП Я. Секерская (она «была бледна и в высшей степени взвинчена», отмечают авторы записки) и стала кричать, что «руководство партии не может быть безгрешно, это мы являемся партией, ее члены, а не только руководство». «Не дошло ни до голосования, ни до резолюции. Все были страшно распалены», — подытожили авторы[431].

Почти столь же напряженным выдалось отчетно-выборное собрание университетской парторганизации 11 декабря, на котором также присутствовали двое членов ЦК. Сразу после отчетного доклада разразилась дискуссия, в ходе которой ряд преподавателей и научных работников выступили в защиту Л. Колаковского и К. Помяна[432].

Подобные высказывания привели к партийной чистке в Варшавском университете. В декабре специальные комиссии провели беседы с партийными работниками на тему: «Почему отдельные члены партии и Союза социалистической молодежи попадают под влияние чуждых и враждебных тенденций». Результатом этих бесед стало выявление потенциально «нестойких» лиц и составление плана работы по укреплению партийной дисциплины в университете[433].