— Привезли нас в глухую тайгу в Куйтуне, есть такой район за Тайшетом в сторону Иркутска. Морозы, тайга, голод, вы все сами знаете. Люди дохли, как мухи. И вдруг война. И амнистия — как чудо. Сталин с Сикорским договорились, нашу армию формируют. Я холостяк, оставил старушку мать в Куйтуне и, айда, армию нашу искать! Собралось несколько таких же смельчаков, поехали мы на запад. Русские радуются, по плечам нас хлопают, «союзники, союзники»
говорят, будем вместе фрицов бить. Подкармливали, водкой угощали. Год тому назад нашли мы нашу любимую армию аж в Бузулуке, за Уралом. Тайги там нет, равнина, степь, куда ни кинь глаз. Но зима и морозы там еще страшнее, чем в Сибири, потому что по степи все время ветер гуляет. Наше польское бело-красное знамя… Ксендз молебны служит. А уж как военный оркестр «Еще Польша не погибла…» заиграл, да что я вам буду рассказывать! Я генерала Сикорского собственными глазами видел. И Андерса. Совсем близко, на параде. Генерал Сикорский тогда к Сталину приехал. Было это в декабре. Проходит Сикорский перед строем, в глаза солдатам смотрит, Андерс с усиками, следом идет. Отрядов много, идут долго, я уже боялся что у меня от холода винтовка из рук выпадет… Потом Сикорский речь сказал, приятно послушать было. Обещал, что нас всех, с семьями, которые в Сибири остались, заберет в Польшу. А мы его приветствуем! Орем во всю глотку: «Да здравствует, да здравствует! Сикорский, веди нас в Польшу!» Сикорский с Андерсом уехали. Идут учения. Наших все прибывает. Некоторые приехали целыми семьями, вот как вы. Размещать людей негде; провианта, мундиров, одеял — всего не хватает. Все, что на мне сейчас, все английское, только весной нам выдали. Топлива нет, кругом степь… Не знаю, как там все было, но вдруг пронеслась весть, что армия передислоцируется из Бузулука в Узбекистан. Там, говорят, климат лучше, круглый год лето, там пройдем подготовку, и на фронт. Меня на шофера обучили, на грузовике ездил. Пришел приказ, собираем манатки в Бузулуке, грузимся в вагоны, едем в Узбекистан. Там мое подразделение стояло на квартирах в Гузаре, недалеко от Ташкента. Узбеки, народ с раскосыми глазами, болтают по-своему, не по-русски, ничего не поймешь. Одно правда, там круглый год лето! Жарко, душно, рубашка день и ночь к телу липнет. Польские семьи, хоть не все, тоже за армией потянулись. И снова жить негде. Чего там было видимо-невидимо, так это фруктов. Такого винограда, арбузов, дынь я даже у нас на Подолье не видел. Как набросилась на все это наша братва голодная, так пошло: поносы, тиф, малярия. Сколько людей умерло, страшно сказать. Ну, а кому невезение судьбой определено, тому всю жизнь и не везет. Со мной так и случилось, хоть дизентерия меня не брала. Весть разошлась, что генерал Андерс вернулся из Англии, и мы уже не идем, как говорил Сикорский, с русскими на фронт, а отправляемся в Иран, вроде мы там больше англичанам нужны. Солдат есть солдат. Его дело винтовку в порядке содержать, а не политикой заниматься. Мы радуемся, что уходим, а то все перемрем тут в этом Узбекистане без пользы. Но с другой-то стороны, вместо того, чтобы к Польше приблизиться, мы опять от нее удаляемся. Я на станцию военное снаряжение возил. Жара жарой, но как начнет лить дождь с утра! Грязь, дороги разбитые. Всю ночь ездил, устал, наверное, а может, заснул. В канал съехал. Грузовик перевернулся, придавил меня, ну, нога, трах… Армия наша в Иран пошла, а я в госпитале остался. В Ташкенте лежал, чуть вообще ногу не отрезали. Русские и узбеки меня лечили. Старались, ничего не скажу… Может, жаль, что мне ногу не отрезали? Что с того, что она есть, когда я на ней даже стоять не могу. Всю жизнь теперь на костылях… Пошла, значит, наша армия с генералом Андерсом в Иран, а нас, таких, как я, никому уже ненужных, там оставили. Сколько польских семей, которые за армией шли, там осталось! Страшный суд!.. Я этого пана генерала понять могу. Для генералов на войне отдельный человек неважен. Армия важна. А какой из калеки солдат? Подлечили меня, из больницы выписали, что мне было в Ташкенте делать? Решил я возвращаться, самому смешно было, опять в Сибирь! Причем добровольно! К матери теперь еду, в проклятый этот Куйтун. А вдруг я ее там уже не застану? Вдруг она, как вы, по Сибири бродит?Солдат закончил рассказ. Все молчали. Люди были смущены, и даже как будто обижены на солдата-калеку за то, что он своим рассказом рушил их последнюю надежду на польскую армию, на скорое возвращение в Польшу. Недоверчивому как всегда Мантерысу солдат показал свою воинскую книжку, в которой по-польски и по-русски было написано, что капрал Адам Брода находится на службе в польской армии в СССР, в 6-й дивизии. Круглая печать и подпись генерала Михала Токажевского. Все было, как положено. Даже справка из больницы имелась, что инвалид войны Адам Брода, «боец польской армии в СССР» направляется к месту проживания: в «леспромхоз Кедровый, район Куйтун Иркутской области».