—
— Да что я. Вы уж лучше сами, товарищ комиссар, скажите, с какой вестью вы к гражданам полякам приехали.
—
Милиционер выпил еще глоток воды. К Долине наклонился Груба.
— Холера, опять началось: то паспорта советские, то теперь Красная Армия!
Но тут милиционер поляков удивил не на шутку:
— Польское войско, то есть, польская армия создается, граждане поляки! Вот какую важную новость я вам привез!
Все с недоверием отмахнулись — какая там опять польская армия? Или Сикорский со Сталиным второй раз договорились? Господи Боже! Сердца ссыльных затрепетали вновь пробудившейся надеждой.
— Начальник, давай газету, прочти людям, пусть послушают.
Абрамов взял в руки смятый газетный лист, надел очки в проволочной оправе, подсел к лампе.
— Газета, к вашему сведению, называется «Известия», от 9 мая 1943 года. А пишут здесь так: «Советское правительство приняло решение удовлетворить просьбу Союза польских патриотов в СССР о создании на территории СССР дивизии имени Тадеуша Костюшко с целью совместной с Красной Армией борьбы против немецких захватчиков. Формирование польской дивизии уже началось»… — Абрамов с мрачным видом сложил газету и бросил ее на стол.
— Началось формирование дивизии! Слышите? Что мы тут еще делаем, мужики? Если не поспешим, опять ни с чем останемся, как с Сикорским и Андерсом.
— Спокойно! Спокойно, граждане поляки. Сейчас разберемся во всем по порядку…
Шайны жили в самой большой избе, там все и собрались вечером. Даже детей никто не прогонял. Долго молчали. Никто не отважился начать разговор. Все боялись одного — чтобы эта вновь проснувшаяся надежда, связанная с созданием польской армии, опять не оказалась бесплодной. Когда, наконец, народ разговорился, звучали одни вопросы и сомнения: что это за армия? Какой такой Союз патриотов организует ее? А некоторые даже Костюшко не могли вспомнить. Но в армию все опять поверили. А как иначе? Есть ли какая-то другая дорога в Польшу?
Последние несколько дней перед уходом на фронт маленькая польская колония на Волчьем хуторе как будто притихла. Все старались побыть в своих семьях, со своими родными. Только теперь, когда настала пора прощаться, они осознали: что бы ни происходило, семья всегда держалась вместе. Разве что смерть вырвала кого-то из близких. А теперь? Мужчины идут на фронт, на войну. Каждый представлял, чего можно ждать от войны. А женщины и дети остаются здесь, в Сибири. Война, фронт, известно, всякое может случиться. Мало разве «похоронок» приходило в Булушкино? Ну, что же, чему быть, того не миновать. Судьбу не обманешь. Для сибирских поляков, от мала до велика, не было другого пути в Польшу, как вместе с польской армией…
Булушкино провожало уходящих на фронт поляков по здешним обычаям. Управляющий Абрамов выдал дополнительные продукты из совхозной кладовой. Поварихи нажарили блинов, наварили жирных щей. Бабы-солдатки тоже принесли с собой кое-какую еду. Поляки скинулись на водку.
Первый стакан водки поднял в прощальном тосте Абрамов.
— Недолго вы у нас погостили, товарищи поляки. А я, глупый, радовался, что наш совхоз при вас окрепнет. Смотрите, бабы, как вам в этом году сев удался! Это заслуга поляков. Когда летом жать начнем, будем вас добрым словом вспоминать. Правда, бабы?
— А как же?
— Порядочные мужики были.
— Хоть бы им повезло на войне!
— Тост, Абрамов, тост, а то рука онемеет, водка согреется! За здоровье фронтовиков!
— Минутку, Дарья, минутку. Не суетись. Еще пару слов хочу сказать… Первое слово такое — воюйте на фронте хорошо, за семьи свои не беспокойтесь, как-нибудь вместе выдюжим. А второе и последнее слово: желаю вам вернуться с войны живыми и здоровыми.
Сташек Долина с дедушкой Митричем пасли большое стадо. Утро начиналось с того, что, проходя по деревне, они сгоняли выпущенных хозяйками коров и присоединяли их к совхозному стаду. Стадо чаще всего паслось на лугах по берегам Золотушки, на опушках тайги, в осиново-березовых подлесках. Сташек получил в совхозе брезентовый плащ, который должен был укрывать его от дождя, а Митрич дал ему длинный кнут, плетенный из конского волоса.
Первые дни мальчик не высыпался. Он вставал задолго до рассвета и бежал из Волчьего в Булушкино. Весь день бродил за стадом, а вечером — обратно в Волчий.
Услышав, что отец идет в польскую армию, Сташек чуть не прыгал от радости. Наконец! В его мальчишеской голове польская армия неразрывно ассоциировалась с Польшей. Сколько раз он об этом слышал за время их ссылки? Не все понимал, но одно с некоторых пор усвоил прочно — раз есть польская армия, значит есть и Польша. Это армия их из Сибири вызволит. Только она не забудет о них.
— Папа, папочка, как же я рад! — бросился он отцу на шею.
А отец был серьезен, озабочен.