Польская Сибириада

Заметив стадо, Долина догадался, что сын тоже где-то здесь. Он соскочил с телеги, огляделся вокруг. Сташек давно увидел отца и наблюдал за ним, спрятавшись за деревом. Очень хотелось, но не хватало смелости подбежать к отцу. Стыдился, что может при отце расплакаться. Боялся, что вцепится в него и никуда, никуда не отпустит… Отец продолжал стоять на дороге, подводы постепенно удалялись. Сташек из своего укрытия видел, как отец снимает шапку, вытирает лоб и, сгорбившись, медленно идет за ними. Тут Сташек не выдержал.

— Папочка! Папа! Я здесь, подожди меня, подожди!

Отец остановился. Повернулся. Сташек подбежал, остановился в шаге от отца, вырвал из брезентовой сумы бутылку с молоком.

— Возьми, папа, вдруг пить захочется.

Отец прикусил губу. Бутылка с молоком дрожала в его руке. Хотел что-то сказать, но Сташек не стал ждать.

— О! Опять в тайгу удирают, заразы! Куда, Белянка, вернись, куда?!

Он бежал со всех ног, не оглядываясь, чтобы как можно скорее укрыться в гуще всполошенного стада.

14

Начиная с весны сорок третьего года, почти все польские ссыльные, прежде всего способные носить оружие мужчины, ушли на войну. Одни еще раньше успели уйти в Иран с армией Сикорского и Андерса, другие весной того года были мобилизованы в армию Василевской и Берлинга. Хотя, по правде говоря, что там для этих измученных лагерями и тайгой каторжников значили Сикорский, Андерс, Берлинг или Василевская! Важно было, что они вступают в польскую армию и вместе с ней могут вырваться из этой преисподней. Через армию и фронт светил им слабый огонек надежды на возвращение в Польшу. Даже ценой солдатской жизни и всех связанных с войной невзгод. «Я погибну на фронте, но моя семья вернется»… Другой дороги в Польшу не было. И все польские ссыльные это прекрасно понимали.

В Сибири оставались многотысячная масса женщин, стариков и детей. И тех забытых Богом и людьми поляков, которые по произволу НКВД были лишены амнистии, не имели понятия, что происходит в мире, и продолжали страдать в лагерях строгого режима.

Где теперь шла война? Жители Сибири мало что об этом знали. Радио в лесных поселках не было. Крайне редко попадала в руки старая газета, за которой яростно охотились курильщики, пуская ее на самокрутки. Немногие знали, что фронт медленно, но верно продвигался на запад. Прервана блокада Ленинграда, отвоеваны у немцев обширные территории, в том числе Харьков. Красная Армия приближалась к Днепру, а там уже недалеко и до Польши.

Сташек Долина скучал по отцу. Как только он оставался один, перед ним сразу возникал ссутулившийся силуэт идущего за подводами отца с бутылкой молока в руке. И на этом образ отца пропадал. Это было мучительно, но он никак не мог себе представить, где теперь отец и что он делает на войне.

День мальчика начинался задолго до рассвета. Он скатывался с печи, где они с братом устроили себе лежанку, и спешил на дальний загон в тайге, чтобы успеть с восходом солнца выгнать коров на пастбище. Хорошо, если день был погожий. Хуже, когда небо затягивали низкие тучи, начинал хлестать дождь. Мокро, холодно. К тому же болотные кочки между Волчьим хутором и Булушкино становились труднопроходимыми.

Стадо пасли весь день. На полуденную дойку бабы приезжали с бидонами в условленное место, чаще всего на одну из полян на берегу Золотушки. Уже почти затемно с одной бутылкой молока для Тадека, с другой — для дедовой старухи Сташек бежал на хутор. Бежал почти всю дорогу — подгоняли и позднее время, и шумящая вокруг него тайга. Неуютно одному в тайге, да еще когда темно. На хуторе Сташек сначала заходил к Николаевне. Бабка переливала молоко в глиняный кувшин, чтобы Сташеку не пришлось утром заходить за бутылкой. Иногда расспрашивала его про Митрича, приготовить ли ему на субботний вечер баню. Но не было дня, чтобы Николаевна не спросила, не принес ли Сташек ей письма от сына. И каждый раз видел Сташек грусть на ее старом морщинистом лице.

— Значит, говоришь, не было письма от моего Петеньки? Почта из Тулуна не приходила? Может, завтра будет, как думаешь? А твой отец пишет?

— Нет, бабушка.

— Напишут нам, напишут… Только ты, сынок, каждый день в конторе спрашивай про письма. Каждый день!

От Николаевны Сташек спешил домой. Броня всегда ждала его с какой-нибудь горячей едой.

Однажды Броня спросила Сташека, может ли она в их хату привести свою семью.

— Они там теснятся с Трубами, а здесь мы бы были все вместе. Бабушка бы за Тадеком присматривала, когда мы на работу идем. Разместимся как-нибудь, а Сташек?

— А мне-то что? Пусть переедут…

— Спасибо, Сташек, все-таки это ваш дом.