Польские новеллисты

Но она знала, что дело тут вовсе не в усталости. И с жаром принялась за устройство его жилья — купила красивую накидку ручной работы на диван, портьеру, лампочку на ночной столик (хотела было опять взять немного денег с книжки, но тут заказчица как раз принесла плату за костюм); учитель не хотел брать вещи, которые она ему купила, но она настояла на своем; властно, энергично распоряжалась в его маленькой комнатке, и он, не находя возражений, вынужден был покориться, у нее был хороший вкус, благодаря ее заботам комната стала уютной, нарядной. Учитель смотрел, как она хозяйничает, она увидела в его глазах радость, и однажды он сказал (не просто так, не в шутку, но с глубокой, торжественной серьезностью):

— Благодарю тебя, господи…

Она взглянула на него:

— За что?

— За тебя, — ответил он.

И тут они поцеловались во второй раз.

— А я за тебя, — сказала женщина.

После этого он отошел в замешательстве, сел на диван, спрятал лицо в ладонях.

— Не печалься, — говорила она мягко, ласково, как ребенку. — Не печалься…

И гладила его по густым торчащим волосам.

Учитель был ей теперь необходим как воздух, для него она шила себе новые блузки, новое платье, купила шпильки, для него переменила недавно прическу; ожидание встреч с ним, участие в его печалях и затруднениях — как помочь, что придумать — все это поглощало ее без остатка. И когда Юзек, муж, открыл однажды сберкнижку и обнаружил нехватку четырех тысяч, она спокойно, не задумываясь и не смущаясь, солгала ему, хладнокровно преподнесла ему свою ложь, сумев заставить Юзека поверить — сочинила историю про свою младшую сестру, что будто бы та выходит замуж… И, говоря это, смотрела мужу в глаза и чувствовала себя уверенно, твердо; она была глубоко убеждена в своей правоте — то главное, что с нею происходило, оправдывало все. Миновала еще неделя, она пошла в кафе на свидание, как договорились, прождала час, он не пришел; она вышла на улицу, ходила около кафе еще, наверно, с час; он не пришел. Она вернулась домой убитая; дни шли, а от учителя не было вестей; женщина поджидала почтальона, ведь он знал ее адрес; она похудела, стала груба с мужем, слишком строга с детьми, запиралась на кухне, делала вид, что торопится дошить срочный заказ, а сама сидела сложа руки, готовила обед — и забывала, что делает, не слышала, что говорит муж, дети, и все только думала о нем. А он исчез, как в воду канул; в новой комнате, где она так любовно, так красиво все устроила, он уже не жил. «Съехал», — сердито ответила ей худая, болезненного вида хозяйка квартиры, вдова почтового служащего. Исчез бесследно. Она почувствовала себя совсем одинокой; вернулась долгой и плакала, не зная, что делать, а когда пришла соседка с первого этажа, пани Тлочик, попросить взаймы сахару, разразилась отчаянными рыданиями — пропал, нигде его нету, изливала она соседке свое горе, искала помощи, утешения, да только чем поможешь, пани Тлочпк слушала сочувственно и тоже не знала, что делать, лишь обняла ее ласково, сердечно; тут раздались шаги на лестнице — муж идет, прошептала пани Тлочик и отскочила от нее как ошпаренная.

А на следующее утро почтальон принес телеграмму. Телеграмму из Остроленки. От учителя. Коротенькая, всего несколько слов, но для нее она была как луч солнца. «Работаю в Доме культуры. Приезжай, пожалуйста». Она не колебалась ни мипуты. Быстро оделась, уже не помня ни о чем, кроме предстоящей поездки. Только забежала к соседке с первого этажа, оставила ключ, записочку мужу: «Возьми девочку из детского сада», — и умчалась, не раздумывая ни минуты, что скажет муж, что будут есть дети; поймала такси, заставила гнать во всю мочь и через несколько минут была у автовокзала на Житной. Уже купила билет, как вдруг привязалась к ней идиотская мысль, выключила ли она утюг; гладила блузку и теперь никак не может вспомнить, вечная история с этим утюгом, иной раз на улице вспомнит про утюг — выключила, не выключила, и приходится идти назад, так и теперь; перед глазами картина: утюг включен, сперва начинает тлеть подстилка, потом бумага, наконец вспыхивает пожар… Автобус отходит через несколько минут, что делать. По коридору, стуча подкованными сапогами, прошли два солдата в фуражках с белыми околышами, военный патруль. Она подошла к ним.

— У меня к вам большая просьба.

И дала им адрес соседки, пани Тлочик. Пусть та проверит, выключен ли утюг.

— А это вам, выпейте за мое здоровье. — Женщина протянула капралу бумажку в пятьдесят злотых.

Солдаты охотно согласились. Успокоенная, она села в автобус.