Польские новеллисты

К вечеру кукан оброс рыбой. Голова к голове на метровом шнурке плавали в мелкой воде проворные уклейки, шельмоватые пескари, темно-зеленые сазаны и плоские плотвички. Когда из-за туч показывалось солнце и вода озарялась блеском, кукан напоминал разорванный венок из серебристых листьев. Рыбы стояли на месте со спокойной отрешенностью, убежденные, что никакое движение не поможет вытащить кукан изо рта. Было их около сорока: мелких и покрупнее, пойманных на бурого ручейника и мучного червя, на навозную муху без крыльев и на крохи несъеденной булки. Кукан натягивался, дрожа и трепеща от страха, и по нему скользила очередная рыбеха. В воде она пыталась вытащить сапожный шпагат и укрыться между камнями, но после нескольких тщетных попыток отдавала себя в руки обтекающему течению.

Такого улова Болек не помнил. Рыба просто лезла на крючок. Он часто спрыгивал с камня, чтобы нанизать очередную штуку, и сталкивался с отцом возле кукана.

— Как грибы после дождя, — заметил Болек, поспешно нанизывая толстого пескаря.

Старик не отвечал. Мальчуган с радостью поглядывал на венок из живой рыбы. «Придется перебросить через плечо», — прикинул он в уме. Мысль о возвращении с рыбалки приводила его в восторг. На улице обязательно встретятся ребята: Стефек, Франек, Зигмунт, а может, и Петрек-хромой, который пренебрежительно говорит о рыбе, будто это почтовые голуби. Наверно, увидят его издали и закричат: «Болек, покажи, что поймал!» «Лягушку да дохлого кота», — ответит он и повернется к ним спиной. Болек попробовал поднять кукан — он был чертовски тяжелый.

На бульваре показались два парня с короткими самодельными удочками.

— Как там рыбка, стрижет?

Отец нехотя оглянулся, вытащил удочку, поправил червя.

— Как паршивый цирюльник.

Двое наверху засмеялись, подмигнули друг другу и спустились вниз.

— А ну, попробуем.

Парии были белобрысые, лет по двадцати и походили на братьев. Они забросили удочки и, наблюдая за поплавками, обменялись философскими замечаниями.

— Рыба, понимаешь, как деньги, — сказал паренек похудее, с серебряным зубом, — сегодня ее много, а завтра…

— Не скажи, денег на улице вагон и маленькая тележка, только брать их надо уметь, а рыба…

— Рыбу главное подсечь, как фраера, которого пощипать стоит. Это еще не все, важно держать его за грудки, чтобы не прыснул, пока не выдоишь до конца. Правильно говорю? — обратился он к Болеку.

— Ага, — согласился Болек. Ему понравилось, что взрослые парни спрашивают его мнение.

— Выйдет из тебя человек, — заметил парень потолще, понимающе подмигивая, — Знаешь, где раки зимуют? Много поймал?

— Вагон и маленькую тележку.

Болек соскочил с камня, чтобы похвалиться.

— Это мы вместе, а этого сазана — вон какой — я поймал.

— Я сразу сказал — толк из него выйдет, — надменно заметил Серебряный Зуб. — Как тебя зовут?

— Болек.

— Ты оставишь рыбу в покое? — рассердился отец.

— Ничего с ней не сделается. Сейчас опущу.

— Не парень — пострел, — заметил Серебряный Зуб, обращаясь к старику, и влез со своей удочкой-коротышкой между Болеком и отцом.

— Здесь, наверно, лучше берет?

— Везде берет, — ответил старик, начиная сердиться. Ему пришлось отодвинуться шага на три в сторону, чтобы не спутать лески.

Первую рыбу Зуб бросил приятелю на берег, усыпанный камнями и обломками кирпича.

— Вацусь, возьми на привязь!

Вацусь отложил удочку, отыскал облепленную песком плотвичку. Присел на корточки спиной к рыбакам и нанизал рыбу на кукан. Некоторое время рыбачили молча.

Солнце спустилось до самой листвы тополей и, как огромный жук, потерявший скорость, упало за варшавские крыши. Ветер, который утих было перед заходом, снова зарябил воду и натянул лески. По железнодорожному мосту прогромыхала электричка.

— Эй ты, старик, тяни, клюет! — завопил Зуб, стараясь отцепить крючок своей удочки от донки, трепещущей под живой тяжестью.

— Черт тебя сюда принес, — буркнул старик, подскакивая к удочке. Он выдернул ее из песка и осторожно потянул кверху.

— Рыбу ловить всем дозволено, место не купленное, — парировал Зуб и отошел на шаг, чтобы не мешать старику тащить рыбу спутавшимися лесками. Шагая, он столкнул камень, которым был придавлен кукан.

За грузилом всплеснул толстый бьющийся сазан. Отец подтаскивал осторожно. Когда до берега оставалось совсем немного, сазан изловчился, метнулся в сторону и сорвался с крючка.

— А, чтоб тебя… — выругался отец, и было непонятно, относилось ли это к рыбе или к Зубу. — Распутывай теперь леску, — добавил он со злостью.

— Сорвался?!

Болек был уже рядом.

— Такой сазан был! — сокрушался отец. — А ты что, другого места не мог найти со своей хворостиной?

— Не таких фраеров, как вы, на эту хворостину ловил, — огрызнулся Зуб. — Эй, Болек, распутай лески!

Они по очереди старались распутать удочки. Отец выходил из себя: Зуб ни за что не соглашался разорвать лески. Старик с ненавистью посматривал то на Зуба, то на его приятеля, который норовил концом удилища подтянуть что-то к берегу. «Комбинаторы», — думал он про себя. И уж очень ему хотелось одного из них протянуть удилищем по спине.