Польские новеллисты

Якуб раздумывал и так и этак, хорошо ли он поступает; и всегда приходил к выводу, что для блага Кат стоит даже стерпеть людскую ненависть, ненависть Кат. Несколько раз он собирался объяснить ей существо дела, растолковать, что ему надо, но не знал, как с ней говорить, чтобы она правильно поняла его. Он еще и боялся, как бы Кат, выслушав его соображения, не высмеяла его, не поняв, чего он добивается. Бывали минуты сомнений в реальности замыслов, в их смысле. Может, это все недостижимая фантазия? Такое состояние угнетало его, к тому же он знал: Кат тоже мучилась.

— Уедем отсюда в горы, продадим все и уедем как можно скорее, — часто просила она.

Он даже никогда не спрашивал у нее, почему, по ее мнению, будет лучше, если они уедут, и изменит ли это что-нибудь. Он только догадывался, что с отъездом она связывала какие-то перемены, думала о новой жизни для себя и для него. Якуб все время ходил понурый и осовевший. Теперь, когда ранняя весна оживляла весь мир, он был погружен в печальную задумчивость и раздумья. Мысли не давали ему покоя даже за плугом, а сон приходил с трудом. Почему спустя столько лет после войны он никак не может устроить свою жизнь, не может навести в ней порядок?

День был необыкновенно красивый, земля пахла почти как свежий хлеб. Якуб возвращался с поля. Кат сегодня исполняется двадцать лет. День ее рождения они всегда проводили вместе, это был их большой семейный праздник. День воспоминаний, исполненный торжественности — даже старая, едва держащаяся на ногах тетка одевалась в праздничное платье. Как раз год тому назад появился один из самых серьезных претендентов в мужья Кат, неофициально даже поговаривали о свадьбе, Кат была счастлива. Однажды после умного разговора — достаточно умного и, как пристало взрослым людям, достаточно серьезного — Якуб по своему обыкновению атаковал молодого человека. Но и этот парень не выдержал испытания. Тогда Якубом овладело бешенство, он подошел и грозно посмотрел ему в лицо. Молодой человек опустил глаза и начал дрожать. Это уже для Якуба было слишком.

— Успокойся, Артур хороший парень, милый, — тихонько говорила потом Кат.

— Слишком хороший, слишком милый, — ответил он ворчливо.

Он хотел только отваги, чуть-чуть отваги, намека на отвагу — как же этот молодец будет защищать его сестру, если это когда-нибудь потребуется. «Почему он не был на войне?» — вырвалось у Якуба, и он тотчас же поймал себя на бессмысленности своих рассуждений. Ведь война это же зло, самое большое зло; почему люди должны платить такую высокую цену? Теперь они не рискуют жизнью, так откуда же эти зародыши трусости, что удерживает их даже от отважного жеста… А как обстоит дело с Кат, похожа ли она на них, на это поколение?

Когда Якуб очутился на дворе, Кат выбежала на веранду; она была в цветастом весеннем платье, косы уложила вокруг головы. «Она совсем еще девочка», — решил он, успокоенный видом сестры. Он почувствовал прилив нежности и доброты, идущий из глубины сердца. Он понимал, что больше не сможет быть для сестры суровым братом и опекуном. Когда они вошли в кухню, Кат захлопотала около мисок, потом наклонилась в его сторону и умоляюще сказала:

— Уедем в горы, давай с завтрашнего дня начнем собираться, там будет лучше, веселей. Уедем из долины, хорошо?..

— Уедем, уедем… — отвечал он в задумчивости, не думая о том, что этим легким согласием сеет сомнение в сердце сестры.

ЮЗЕФ ЛЕНАРТ Совесть

Часа два он тщетно пытался заснуть. Временами он забывался — на секунду, а может быть, и больше — и внезапно снова приходил в себя: будто какая-то судорога будила его, он вскакивал, совершенно ясно сознавая в этот момент, что не спит и что, верно, так будет продолжаться, пока не кончится эта пронизанная зеленым светом ночь. Луна. Высоко в синем небе сияла луна, источая зеленоватую нежность. Совсем круглая, полная луна, резко очерченная на темном фоне небосвода.

Он подумал о топ внезапной судороге, которая разбудила его. «Я как рыба, выброшенная на берег». Когда он закрывал веки, все глазные мышцы до одной напрягались и не желали ослабевать. Чтобы не раскрыть глаза, ему приходилось прилагать усилия. Казалось, что ему кто-то насыпал песок в глаза, веки открывались сами, устав от напряжения, и он был подобен рыбе, выброшенной на берег, которая уставилась расширенными зрачками в нечто неотрази мо надвигавшееся.