Польские паны

Вот так старый пан получил урок от божьего человека, и задумался. День думал, два – даже не пил, не ругал никого. Из сторожки своей не выходил, сельчане начали перешептываться: не иначе старик в серьез на тот свет засобирался.

На третий день, однако, вышел. Идет по селу хмурый, на приветствия кивает, но ни с кем не останавливается побалакать. Дошел до хаты пани Ганны – вдовы того конюха, которого в запрошлом годе жеребец копытами насмерть забил. Смотрит – хата небеленая, крыша провалилась, подворье позапущено. И выбегает из калитки прямо на него девчушечка малая – босая, чумазая, в одной рубашонке. А рубашонка-то худая уже и давно не стирана. Остановилась, смотрит.

«Ты к нам, дидо?»

«К вам, дочка, – говорит. – А мамка где?»

«Болеет мамка», – отвечает конюхова дочка. Глазенки огромные, синие, что твои васильки, а уже и слезки в них блестят.

Взял дедушка ребятенка за руку и вступил с дом. Смотрит, в хате не прибрано, темно, пани Ганна лежит на кровати, навстречь не поднимается.

«Что же ты, Ганнуся, расхворалась поди?» – спрашивает деда, присаживаясь к ней на краешек.

«Болею, дидо, – слабеньким голоском отвечает. От постели-то дух уже идет крепкий. – Ноженьки мои нейдут».

«Давно ли слегла, дочка?»

«С месяц, дидо».

«Кто ж тебя кормит, моя хорошая?» – удивился пан Враля.

«Да вот, – отвечает пани Ганна. – Олина, дочка, помогает. Готовит сама и по дому, насколько ей силенок хватает».

Поцокал дед языком, подумал. Перво-наперво натаскали с Олинкой воды из колодца, согрели, больную обмыли и сменили у ней постель. На это у малой силенок-то не хватало. Потом и девочку вымыл. Обрядил обеих во все чистое, что в комоде нашел, а малую отправил к пани Каролине с наказом.

Сам же в хате сперва прибрался, а после, когда на подворье вышел, то обнаружил там во всем страшное запустение. Воротилась Олинка, принесла от панны Каролины весточку, что придет колдунья к ночи, а пока вот растирки вам – оботрите больную, чтобы не было гнилых мест.

До вечера дед с маленькой во дворе возились – мусор жгли, воду таскали, дрова колол старый – девочка их в поленницу складывала. Удивлялся себе старый пан, откуда взялась сила в немощном дряхлом теле? Не даром говорят, что Бог дает силы, но только на дело.

По темному пришла панна Каролина. Олинке сахарного рогалика дала, от деда крестное знамение приняла, да и выпроводила обоих – мол, негоже девочке при ночных обрядах присутствовать.

Ну, и повел ее пан Враля к себе в сторожку ночевать. Осмотрелась девчушка, пока дед ужин собирал, и говорит:

«Так у тебя, дедушка, чистенько и аккуратно. Только тесновато. Ты бы, дедушка, к нам переехал».

Погладил дед малышку по белокурой головушке и открыл перед нею свой старый сундук. А в сундуке-то чудес для ребятенка видимо-невидимо: тут и одежа старинного покроя, и орден наградной с войны, и бусы красные в льняной платочек завернутые. Заигралась Олинка, да так и уснула на дедовом зипуне.

А поутру старик перевязал сундучок ремнями, взвалил на хребтину, взял маленькую за руку и перебрался в покойного конюха хату жить. И ходил за пани Ганной, как за родным дитем, а Олинку маленькую пестовал, как свою внучку. Мало-мало разобрались они с хозяйством, к зиме подготовились, и сели по вечерам свистульки вырезать. Дед птичек строгает, а внучка из тех птичек писанки делает. Да так ловко у них получалось, все село этою забавой радовалось. Каждому досталось по свистульке: кому соловья, кому петушка, кому жаворонка.

Потихоньку и пани Ганнуся стала с постели подниматься, хлопотать по хозяйству. Пан Враля засобирался вроде обратно в свою сторожку – да они ж вдвоем кинулись его умолять: «Останься, дидо!»

Ну, и остался.

Скучал, конечно, преподобный без своего старика, но слова такие сказал:

«Вот тебя Бог и благословил, пан Ержик! Теперь в твоей жизни появился смысл. Молись о долгих годах для себя и своих девчонок».

После этого пан Враля о смерти больше ни гу-гу. Помалкивал. Только ходил по деревне гоголем, всегда в чистом, с новоиспеченной внучкой Олинкой за руку, и в свистульки свистели.

История Девятая. Пан Немец и его грушевый костюм.

Отто фон Винтерхальтер был самый что ни на есть чистокровный немчура, предок которого прибился во Врали, как и многие после войны. Сам Отто здесь во Вралях родился и вырос, женился на местной селянке, полячке Наталье. Тут они и детишек растили. Здесь же, в селе похоронил сердешную, когда холера скосила полсела.

Пан Немец (так прозвали его селяне, впрочем, как и его отца, ибо выговорить родовую их фамилию никто был не в состоянии) занимался тем, что шил одежду. Для сельчан, конечно, в основном перелицовывал и латал. А шил что-то к большим праздникам – свадьба там, еще какое торжество. Изумительные крестильные рубашки изготавливал, а панна Каролина, та, что у леса жила, приносила ему тончайшие кружева и выменивала их на душистые груши.