Когда пан Коваль помер, его жена не плакала. Ее выдали замуж молоденькой панночкой, а пан Коваль был хоть и старый, и дважды вдовец, но зажиточный селянин. Так что родители панны Гали, терпевшие страшную нужду через большое количество детей и слабость здоровья, не раздумывая отдали свою дочь за старика, посулившего им приличный куш. Галя поплакала, но смирилась с горькой судьбой, супротив родительской воли не пошла. После свадьбы муж увез ее в свое село Врали. Много ей пришлось претерпеть от вздорного старика, но что Бог благословил, то людям не рушить.
А только и родителям ее Ковалевы деньги не принесли счастья. Через год померли один за другим, а сестры повыходили замуж, да и разъехались кто куда. Так и осталась Галя одна-одинешенька на белом свете, при старом супруге, который ко всему еще требовал от нее того, чем обычно благочестивый католик в почтенном возрасте терзать супругу не стал бы. Но пан Коваль был еще в мужской силе и все хотел детей, хотя от предыдущих жен наследников не дождался.
Люди шептались, что уходил он их до смерти, что мёрли они у него одна за одной, как мухи в меду. Пани Галю жалели еще и тем, что Коваль ее бил. Как, за что – никто этого не ведал. Но только если в воскресенье в жаркий день Галя входила в храм в платье до пола с длинным рукавом, и в платке, повязанном вокруг шеи – все знали точно: изверг избил ее так, что синяки и на руках, и на ногах, а то и на шее! Пани Ковалева несла свой крест молча, никогда не жаловалась, и только изредка, убегая в глубину фруктового сада, давала волю чувствам: молилась и плакала.
И все ж таки злодея настигла кара Господня. Однажды зимою возвращался пан Коваль на дровнях из лесу. И вдруг на мосту через реку лошадь встала, как вкопанная. Смотрит пан Коваль, а перед лошадью стоит как есть Святой Петр Апостол, весь в белом, будто в саване. Стоит и грозит ему кулаком.
Вернулся пан Коваль домой сам не свой, а на следующий день слег. И все долгие месяцы, что душа его не могла расстаться с телом от требовал от жены сидеть подле него. Держал ее за руку и молил о прощении, в бреду выговаривая все свои злодеяния, именуя то Хрыстя, то Олина, по прозваниям вперед умерших жен.
Говорят, что преподобный ксендз, выслушав в последний день его исповедь, вышел из комнаты умирающего бледным и строгим. И плюнул в сердцах на дверь.
На похоронах старого Коваля были только могильщик, священник да жена. Ну, бабы шепчутся, что и духи двух его замученных жен тоже были, да на могилу его чертыхались. Только этого, конечно, никто воочию не видел.
Так и осталась пани Галя Ковалева молодой вдовой – еще в силе, при деньгах и фруктовом саде. Только после смерти пана Коваля ее будто заморозило изнутри. И то правда, что пришлось ей еще ходить чуть не полгода за этим извергом, подмывать его и все его пакости выслушивать.
По прошествии должного времени многие сватались к пани Ковалевой – да все впустую. Она кланялась вежливо на пороге и закрывала перед сватами дверь. И стало казаться, что ненавистен ей весь мужской род. Она исправно вела хозяйство, обходясь двумя работниками, и все у нее было в порядке, кроме одного: повадился в ее сад воришка, яблоки воровать. И никак не могла она уследить татя, сколько не сторожила, сколько не держала даже собаку зверскую – глядь опять оберет яблоню и даже под деревом яблочка не оставит, а собака ни сном, ни духом – вертит башкой и не брешет.
Вот как-то раз постелила себе Галя постель в саду – решила караулить всю ночь. Но когда звезды глянули с небосвода, сморил женщину сон. И снится ей односельчанин вроде, а лица она не видит в темноте. Только склоняется он к ее уху и шепчет:
«Это я, Галя, твои яблоки воровал. А теперь и сердце у тебя украду!»
Проснулась пани Ковалева в страшном смятении. И пребывала в нем все дни, бродила по селу и вглядывалась в лица мужчин. Вральчане решили: «Помешалась баба!» Только один не решил. Когда она подошла к нему и в глаза посмотрела, он привлек ее за плечи – ан и прильнула к нему на грудь, будто домой пришла.
Так и свадьбу сыграли, а тот сельчанин пан Пузо самый и был. Только одно и настояла супруга. Уперлась, как баран, а фамилию мужа не взяла. Как, почему? – никто не понял. А сама говорила непонятно, что, мол, останется Ковалевой до самой смерти, чтобы страх Господень не потерять.
Почему-то пан Пузо называл свою жену всегда только Галя. Никогда не Галю, не Галка, а только так. Была в этом какая-то даже благородная почтительность.
Как-то раз собирая посуду со стола после благословенной трапезы пани Галя посмотрела на мужа и спросила:
«Сашко! А зачем ты яблоки у меня воровал? Хотел, чтобы я тебя заметила?»
Пан Пузо покряхтел, стушевался и ответил:
«Не, Галя. Просто яблоки у тебя были вкусные».
История Пятая. Пан Рудый и три порося.