Польские земли под властью Петербурга

Такое противопоставление центра и периферии было в Царстве Польском уже давней традицией, а в результате циркуляции чиновников, перемещавшихся с берегов Вислы на другие окраины империи, это изобретение – дуальная конструкция единого большого пограничья, окружающего центр, – распространялось и закреплялось в новых местах их службы. Отсюда был лишь один небольшой шаг до утверждения, что ко всем приграничным территориям должна применяться единая политическая программа. После 1905 года призывы к такой жесткой политике в отношении окраин становились все громче и опять же исходили прежде всего от имперских акторов, которые ранее служили на периферии, особенно на бывших польских землях. Эти акторы выработали понятие «окраина», используемое в единственном числе и представляющее все окраины империи как нечто единое и гомогенное, и в таком виде импортировали данную концепцию в столичные правительственные инстанции832.

Та радикальность, с какой в этой концепции унифицировалось отношение к различным регионам, означала разрыв с традицией Великих реформ и их программой стандартизации, а четкое деление на основное ядро России и пограничье представляло собой отказ от того проекта сглаживания различий между регионами империи, который был характерен для периода реформ. Но главное заключалось в том, что в конфронтациях на периферии чиновники выработали убеждение, будто единственную опору империи в ее окраинных областях представляет собой русский элемент. Как показывает пример Привислинского края, опыт повседневных конфликтов, национально окрашенные протесты местных противников самодержавия и выставляющая себя имперской силой русская общественность постоянно сливались в единый комплекс. Во взаимодействии этих лагерей, дискурсивно способствовавших укреплению друг друга, множество чиновников на периферии сознательно или бессознательно превратились в сторонников более сильной акцентировки национального фактора в многонациональной империи. Таким образом, территории бывшей Польской дворянской республики, отошедшие после разделов к России, послужили не только «школой произвола», но и рассадником национального и националистического мировоззрения, оказывавшего определяющее воздействие на бюрократические практики имперского управления и на политические идеалы некоторых представителей администрации. Эти края были одновременно лабораториями имперских стратегий властвования и инкубаторами конфликтов, сферой влияния которых являлась вся империя833.