Польские земли под властью Петербурга

Территории Царства Польского они еще могли в ограниченной степени – не сомневаясь в неделимости империи – рассматривать как нечто внешнее, как «чужую страну». Но любое проявление неиссякаемого польского присутствия в западных губерниях воспринимали как посягательство и на географический «коренной» русский ареал в узком смысле, и на представления русских о самих себе. А поскольку имперское правление на протяжении десятилетий не смогло ничего поделать с тем, что ведущая роль польской культуры в этих губерниях была наглядно очевидна, дебаты о грозящей им и их жителям «полонизации» и о якобы агрессивном католицизме сохраняли высокую актуальность в кабинетах имперской бюрократии и на форумах российской публичной сферы. В этом дискурсе, несмотря на всю административную и идейную разницу между западными губерниями и Царством Польским, последнему тоже было отведено важное место, потому что через Холмскую губернию Привислинский край был непосредственно связан с этим промежуточным регионом, а кроме того, выглядел – благодаря своей процветающей польской культуре, своей экономической мощи и репутации гнезда революционных агитаторов – как в некотором роде «польский Пьемонт» внутри империи. В рассуждениях российских имперских чиновников и лидеров общественного мнения о западных губерниях Варшава фигурировала в качестве потенциального зародыша для возрождения Польского государства в границах 1772 года. Это также объясняет, почему, несмотря на признание его инаковости, Царство Польское воспринималось как постоянная угроза не только устоям целостности Российской империи, но и культурному и географическому самопониманию русских.

Ничто не проиллюстрирует эту связь лучше, чем портреты имперских акторов, действовавших в Польше. На основе биографий чиновников и представителей русской публичной сферы можно проследить трансфер идей и знаний, усвоенных в Привислинском крае, в другие окраинные регионы и центр. Конфликтная ситуация в Царстве Польском в качестве составной части личного жизненного опыта петербургских посланников отражалась на формировании имперских практик властвования. Эта ситуация была тесно переплетена с центром и другими перифериями в том числе и посредством карьерных траекторий должностных лиц.

Служащие или служившие в польских провинциях чиновники оказывали косвенное и непосредственное влияние на концепции имперской политики. Эти «привислинцы» целенаправленно старались по многим разным каналам оказывать воздействие и на формирование имперской политики, и на представления о «русском». Своими регулярными донесениями они делали весомый вклад в снабжение имперского центра информацией и представляли собой определенное лобби при дворе, в Государственном совете и министерствах. К тому же чиновники с варшавским «пограничным опытом» часто направлялись на службу в другие приграничные районы, а некоторые – даже заняли посты в высших эшелонах власти.

Примеры таких карьер, сделанных людьми, набравшимися опыта в оккупационных воинских контингентах в Царстве Польском или местном административном аппарате, многочисленны: будущий министр внутренних дел и премьер-министр Иван Горемыкин, будущий министр народного просвещения Григорий Зенгер, сенатор Григорий Ульянов служили в свое время в Привислинском крае. Сын генерал-губернатора Иосифа Гурко Владимир, прослужив некоторое время в Варшаве, в 1906 году стал в Петербурге товарищем министра внутренних дел. Некоторые чиновники из Царства Польского переехали в другие окраинные районы, будь то западные губернии или Прибалтика. Иван Каханов и Константин фон Пален – виленский генерал-губернатор и губернатор соответственно, – а также соратник Муравьева Н. А. Крыжановский часть этапов своей карьеры прошли в Привислинском крае. Лифляндский губернатор Михаил фон Врангель ранее служил в администрации Царства Польского; Антон Будилович и Николай Лавровский тоже имели в послужном списке долгие годы варшавской службы, прежде чем были переведены в 1890‐е годы один ректором в Юрьевский университет, а другой – на должность попечителя Рижского учебного округа. Объединяли всех этих видных деятелей имперской администрации крайне негативный опыт национальных противоречий в Царстве Польском и основанное на этом опыте неприятие любых требований, направленных на приобретение особых национально-культурных прав или тем более автономии. На новом месте службы Каханов и Крыжановский прославились как антипольские, Будилович и Лавровский – как антинемецкие активисты.