Польские земли под властью Петербурга

Косвенно, но очень сильно эти события повлияли и на саму имперскую бюрократию, причем в результате не столько давления снизу, сколько осознания сверху. Чиновники самодержавной России еще и во второй половине XIX века были практически невосприимчивы к заявлениям и требованиям со стороны общества, даже если те исходили от русских авторов. Но в этих сферах существовала параллельность мышления, которая была тесно связана с событиями в Царстве Польском: восстание 1863 года способствовало тому, что в глазах высшей имперской бюрократии надолго были дискредитированы вообще все периферии и принцип партикулярности. То есть значительно изменилось представление об общей структуре Российской державы: в глазах тех, кто управлял государством, наличие особых правил для приграничных районов стало выглядеть потенциальной угрозой всей системе, а лояльность жителей периферийных провинций стала восприниматься как ненадежная. Периферия не только казалась теперь анахронизмом в силу своей раздробленности на множество административных особых случаев и исключений: она также стала синонимом неверности и непредсказуемости. Вывод представлялся очевидным: петербургские власти стали полагаться на русский центр империи, а в акцентировании русскости – усматривать фактор стабильности всей многонациональной державы. С этим сочеталась вера в то, что возможна интеграция, которая крепче привяжет окраины к центру. Русские имелись на всех перифериях, пусть зачастую и в виде диаспоры, крохотных общин; именно они составляли значительную часть царского чиновничества в нерусских окраинных районах. Русский язык был определен как язык правительства, а его использование в работе местных администраций – как обязательное. Не в последнюю очередь и русская культура казалась одним из проводников влияния, способных обеспечить дальнейшее сближение многочисленных народов империи друг с другом.

Однако, если русскому элементу отводилось столь привилегированное место, это одновременно открывало дорогу и к тому, чтобы поставить знак равенства между Российской империей и русскими828. И надо отметить, что такое отождествление усиленно осуществлялось не только российской общественностью, но и имперской бюрократией, потому что восстания окраинных народов и опыт знакомства с облекающимся в национальные одежды сопротивлением, как это было в Царстве Польском, способствовали складыванию у царской бюрократии мировоззрения, оперирующего национальными категориями и иерархиями лояльности. Это, в свою очередь, закрепляло национальный характер сопротивления, и такое взаимное закрепление в большой мере способствовало росту значения национального начала в империи в целом. В ситуациях контакта и конфликта, типичных прежде всего для Привислинского края, контрагенты укрепляли друг друга в национальных мировоззрениях. Лидеры общественного мнения в польской и российской публичных сферах, равно как и представители имперской бюрократии, имели очень разные, часто взаимоисключающие представления о том, как определять нации и какое место они должны занять в структуре империи, а потому предъявляли и разные требования к переустройству последней. Однако они во все большей степени были едины во мнении о том, что признак нации является чрезвычайно эффективным фактором социальной интеграции. Хотя многонациональная управленческая элита самодержавия отнюдь не перестала мыслить в наднациональных или ненациональных категориях, все же и ее картина мира постепенно окрашивалась национальными красками. На этом была основана и неспособность данной элиты распознать опасность для империи, заложенную в радикальных планах националистов по русификации окраин.

В этом контексте Царство Польское как очаг конфликта и связанный с ним «польский вопрос» играли центральную роль, потому что здесь гораздо сильнее, чем в других конфликтах, каждый из противоборствующих лагерей мог быть однозначно соотнесен с той или иной национальностью. Вместе с тем «польский вопрос» отнюдь не был локальной проблемой изолированного Привислинского края: он – в образе западных губерний – вторгался и во внутренние, центральные области российской территории. Объявив эти губернии исконно русскими землями, самодержавие, а вместе с ним и русская общественность поместили происходившие там конфликты с поляками в самый центр русских имперских представлений о себе и проектов идентичности. Соответственно, эти «западные русские рубежи» заняли привилегированное место на ментальной географической карте в головах имперских чиновников и русских националистов829.