Польский бунт

Ксендз Даниель Казимир Нарбут обучался и богословию, и философии, и точным наукам; побывал за границей – в Риме, Германии и Франции; перевел с французского на польский «Военную науку прусского короля для его генералов», преподавал математику в Вильне, состоял в Эдукационной комиссии, написал «Науку рассуждения и умного разговора» и два раздела Устава приходских школ. Теперь, на пятьдесят шестом году жизни, он твердо знает: главное условие для улучшения человеческой породы – преемственность. Возделывай свое поле со старанием, и оно даст обильную жатву, только не сразу – на второй, на третий год. Возможно, что ни крестьянин, первым выкорчевавший пни и расчистивший свой участок, ни сменивший его пахарь, умелой рукой проведший первую борозду, не пожнут плодов своего труда, зато это выпадет на долю их сыновей, если те продолжат их усилия, удобряя почву и терпеливо выдергивая плевелы. Но даже самая тучная нива обратится в пустырь, коли некому будет за ней ухаживать с прежним старанием, а бесполезные сорняки заглушат чудом пробившиеся ростки жита. Сколько времени и труда нужно потратить, чтобы вырастить яблоню! А срубить ее – дело нескольких минут. То же и с людьми…

Как радовался Нарбут, когда в Польше наконец-то взялись строить судоходный канал между Припятью и Бугом! Сей проект был представлен еще на сейме 1655 года коронным канцлером Речи Посполитой, но работы начались сто двадцать лет спустя, стараниями гетмана Михаила Казимира Огинского и попечением его величества Станислава Августа Понятовского. Десять лет назад, весной 1784 года, суда, груженные копченой рыбой, медом и воском, впервые отправились по каналу из Пинска в Варшаву, а оттуда в Гданьск; в сентябре король со своей свитой совершил по нему символическое плавание на судне, выдолбленном из ствола единого дуба, и канал стал называться Королевским. Это великое сооружение, творение мысли и рук человеческих, казалось прекрасным символом идеального государства, где верховная власть действует на благо общества, а усилия каждого направлены на достижение всенародного благоденствия и процветания. Но строительство так и не было завершено: начались распри, заговоры, Тарговица, война с Россией… Сейчас Пинск в руках Москвы, а Гданьск у пруссаков. Никому нет дела до развития торговли и мануфактур. Берега осыплются, опоры сгниют… Но даже не это самое страшное. Людей – тех, кто понимал пользу канала, давал на него деньги, делал чертежи, заготовлял материалы, строил – уже не будет: погибнут, разъедутся, отрекутся. Даже не детям, а внукам, правнукам придется начинать всё заново. Речь Посполитая будет отброшена на сто пятьдесят лет назад…

«Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; всё будет разрушено».

Только не впадать в отчаяние и не предаваться греху уныния. Долг пастыря – поддерживать надежду, утешать, подавать ослабевшим костыль веры, на который они смогут опереться. Но Ты ведаешь, Господи: то, что в юности кажется кочкой, в старости – холм, и как же тяжело чувствовать себя Сизифом у подножия горы…

Если бы Нарбут всё еще был пробощем[19] Крестовоздвиженского костела в Лиде, он выбрал бы темой для проповеди это место из Евангелия от Матфея: «Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам; всё же это – начало болезней… Тогда соблазнятся многие и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь; претерпевший же до конца спасется». Претерпевший же до конца…

Царство Небесное вместо ада земного – многие сейчас искали бы в смерти избавление, будучи уверены, что претерпели достаточно. Но еще больше тех, кто не к Господу обращают свои молитвы, а ищут у него, ксендза, ответа, что им делать, оказавшись меж двух огней.