— Первыми проболтались женщины… — Он улыбнулся, блеснув красивыми молодыми зубами, которые не съела цинга. — С рассказами очевидцев совсем как с архивными сведениями. Найдешь кое-что в Ягеллонской библиотеке — сравнишь кое с чем в Рапперсвильской; найдешь кое-что в Рапперсвиле — сравнишь кое с чем в Курнике. Было бы за что зацепиться. Зацепкой было то, что сказала мне одна девушка. Потом проговорились и старики, которые знали больше.
Я помню, уже совсем стемнело, и тени на стене армянского дома стали голубыми от лунного света. Он продолжал говорить:
— Есть, оказывается, в Самарканде одна легенда. А точнее, пророчество. Когда-то они участвовали вместе с татарами в набегах на Польшу. Ясно, что участвовали, иначе откуда бы бралась такая лавина, которая наваливалась на наши страны во времена нашествий? И вот однажды они добрались до города, «который у вас, — так рассказывал мне узбек, — является тем же, чем Самарканд у нас» (то есть тамошних татар).
— Краков? — спросил я вдруг.
— Не знаю; этого он мне не сказал, и названия города легенда не сообщает, она говорит только, что это очень старый и очень богатый город.
— Если богатый, то не Краков.
— Извини, по их понятиям, Самарканд тоже богатый город.
— Ну, если Самарканд… — согласился я.
— …очень старый и очень богатый город, столица страны. И святой город. Как раз с одного из минаретов — так говорят они — этого города трубили молитву. Татары подкрались к самым стенам. Они хотели захватить город врасплох. И тогда…
— Так это же лайконик!
— Слушай! И едва трубач успел поднять тревогу, как стрела из татарского лука пронзила ему горло. Он погиб, но предупрежденный об опасности город сумел защититься. Татары потерпели поражение.
(Сегодня, когда я записываю этот тегеранский рассказ, мне приходит в голову, что, по крайней мере, один раз исторические источники двух народов одинаково описывают одно и то же событие. Тогда, в Тегеране, я мог думать только о легенде.)
— Значит, это в самом деле наша легенда?
— Подожди. А ты знаешь, почему они хотели, чтобы наши трубачи протрубили в их городе на главной площади, у порога мечети?
— Почему?
— Представь себе, у этих татар был похвальный обычай после каждого похода составлять подробный рапорт. Как проходил поход, сколько времени продолжался, как воевал противник, где больше удалось захватить скота, а где женщин. Такие рапорты после возвращения в родные степи изучались своего рода комиссией, куда входили старшины, а стало быть, и священники. Особенно внимательно изучались рапорты в том случае, если поход был неудачным. На сей раз причины поражения были изучены особенно тщательно, потому что в походе погиб какой-то татарский королевич, сын вождя или что-то в этом роде. То есть совсем так, как в нашей краковской легенде. Как видишь, легенды иногда говорят правду. Священники недолго ломали голову над приговором. Вскоре они огласили, что поражение было карой небес за то, что во время, когда город начинал молитву, она была внезапно прервана. Я не знаю, почему они так решили. Быть может, потому, что всем священникам присуще чувство солидарности, а может быть, потому, что, не найдя других причин, они хотели таким образом сослаться на, говоря по-нашему, vis major[8]
. Важно, что они так решили. А еще они добавили предсказание, очень мрачное для всех этих толпищ. «Поступок ваш, — сказали они, — нашлет на вас кару небес. Не топтать вам чужих полей по весне, не добывать чужих городов, королевства ваши придут в упадок, руины мечетей порастут травой, и уйдет в забытье ваша степная слава. Блеснет вам и солнце удачи. Но не наступит это до тех пор, пока трубач из Лехистана не протрубит на рынке в Самарканде песню, которую он тогда не закончил». Так говорит самаркандская легенда. И ей верят все монгольские племена от Тянь-Шаня до берегов Каспийского моря. Дух Чингисхана бродит по степям Азии.— Значит, это достоверная легенда?
— Что значит — достоверная легенда? Достоверными или поддельными могут быть документы, но нет достоверных или поддельных легенд. У легенд нет метрики. Нет легенд у новых стран; у старых они есть. Легенда бродит и крепнет в умах поколений и поколений, как вино в бочках. Верно, что никто там не слышал о Кракове, о хейнале, о нашем лайконике. Но у них была легенда, которая является как бы половинкой нашей легенды.
У себя мы находим степные узоры, а в рисунке их легенды — след нашей.
В светло-синем сумраке ночи, в голубой цвет окрасившем белую стену дома, образ Кракова сливался с образом Самарканда. Башня Мариацкого костела, Рынок, Голубиная улица, Планты. Спадала завеса пространства и времени. Сокращались века и расстояния. Между далеким Краковом и полулегендарным Самаркандом вился узорчатый рисунок легенды, общей для них и для нас.
Ежи Путрамент
СВЯТАЯ ПУЛЯ!