Польско-литовская интервенция в России и русское общество

К лету 1610 г. польско-литовским войскам удалось овладеть значительной частью территорий, служивших «яблоком раздора» между Россией и Речью Посполитой, в том числе рядом главных центров Северской земли. Местные служилые люди и воеводы принесли присягу, а ряд из них даже посетил лагерь под Смоленском, получив от короля грамоты[850]. Однако достигнутые результаты оказались непрочными. С уходом польско-литовских войск с занятых территорий начался переход местных служилых людей на сторону Лжедмитрия II. О том, что происходило летом 1610 г. в Северской земле, нас информирует донесение, сохранившееся в составе одной из книг Литовской Метрики[851]. Перешли на сторону Лжедмитрия II служилые люди из Новгорода-Северского во главе со своими воеводами кн. Федором Барятинским и Милакой Моис. Карповым и принесшие присягу «его королевской милости» служилые люди из Почепа. Был предпринят большой поход служилых людей из «верховских» городов (Брянска, Трубчевска, Карачева) и из городов Северской земли (Путивль, Новгород-Северский, Камарицкая волость) на Стародуб, один из немногих городов, где власти Речи Посполитой поместили польско-литовский гарнизон. Служилые люди Стародубского уезда перешли на сторону нападавших, польско-литовские войска были разбиты, и командовавший в походе вместе с М. Карповым детьми боярскими из Новгорода-Северского П. Безобразов отвез захваченных пленных к Самозванцу в Калугу. В возвращенном Стародубе разместился 2-тысячный гарнизон во главе с Ектором Рындиным, командовавшим в походе брянчанами. Пришлось снова посылать в уже подчиненный было край отряды запорожских казаков, которые сожгли Козельск и Мещовск[852].

Все это делало очевидным, что население Северской земли явно не желает подчиняться власти Сигизмунда III и для «освоения» этой территории придется направить туда королевскую армию. Однако часть этой армии находилась под Москвой, и для планов Сигизмунда III и его окружения ее местонахождение там было необходимостью. Другая же часть этой армии осаждала Смоленск, который, как ключевой пункт на пути, ведущем из Москвы в Вильне, представлял для правящих кругов Речи Посполитой гораздо больший интерес, чем северские крепости. Первоначально в окружении короля надеялись, что после битвы под Клушином, когда Смоленск уже не мог рассчитывать на быстрое снятие осады, город капитулирует. 10/20 июля в переговоры со смольнянами вступили находившиеся в королевском лагере бывшие сторонники Лжедмитрия II и служилые люди, находившиеся в Царевом Займище, рассказавшие о поражении русской армии и  предлагавшие сдать город. В сложившейся ситуации стал колебаться сам смоленский воевода. Перебежчики передали его слова: «Города я не выдержу, люди вымерли»[853]. Стали колебаться и сидевшие в осаде дети боярские: для них, как и для смольнян, сидевших с Шуйским в Москве, после битвы под Клушином стало ясно, что им не удастся вернуться в свои поместья с победоносной русской армией. 24 июля н. ст. Я. Задзик писал своим патронам из лагеря под Смоленском, что дети боярские готовы сдать город, но не решаются выступить с этим открыто, боясь духовенства и посадского «мира»[854].

8 августа в лагерь Сигизмунда III перебежали из Смоленска двое детей боярских — кн. Василий Морткин, сын боярский смоленского архиепископа, и городовой сын боярский Михаил Сущев. Они не только подробно рассказали об организации обороны города и указали наиболее удобное место для штурма у Крылашевских ворот. Они выступали от имени группы из нескольких десятков детей боярских, среди которых были лица, принадлежавшие к самой верхушке смоленской дворянской корпорации, как выборный дворянин Иван Макшеев. Они не решались выступить открыто с требованием капитуляции, но обещали сделать это, если королевские войска усилят осаду. Заговор был раскрыт, его участники арестованы[855]. Задержанные дети боярские искали защиты у смоленского архиепископа Сергия[856]. Настроения владыки сильно переменились по сравнению с начальным периодом осады, когда он требовал от воеводы более энергичных действий. Находясь под арестом, М. Б. Шеин вспомнил слова Сергия: «Уж бы лучше нам поддасться за присягой их, хотя бы нас потом и высекли»[857]. Однако каких-либо реальных результатов эти колебания настроений части защитников Смоленска не имели. Когда 28 июля н. ст. была предпринята очередная попытка склонить защитников города к капитуляции, М. Б. Шеин отказался принять соответствующий «лист» от короля[858].